Александр Щеголев - Львиная охота

Кругленькая пухленькая симпатяшка в комбинезоне красно-голубых тонов подкатила к дивану.

- Я - Кони, - заговорщически сообщила она и присела рядом. - Помните меня?

Я помнил, но скорее не ее, а букет желтых лилий. Это была та самая сотрудница отеля, с которой я столкнулся полчаса назад у лифта, только сейчас женщина несла не лилии - что-то иное, что-то совершенно удивительное. Тоненькие изломанные стебли были усыпаны нежными белыми цветочками в столь большом количестве, что растение в ее руках походило на облако, на кружевную дымку, на воздушное платье невесты.

- Вы, пожалуйста, не сердитесь, - попросила она. - Я, наверно, помешала? Понимаете, около часа назад я услышала... Случайно, когда в оранжерее была. Оранжерея - это на крыше. Жаль, я сразу не сообразила с вами поговорить, а тут увидела, что вы отдыхаете, и подумала: если не сейчас, то когда?

Слова сыпались из нее, как фасоль из дырявого пакета - неудержимо и звонко.

- Лучше поздно, чем еще позднее, - согласился я.

Женщина вдруг огорчилась:

- Вы все-таки рассердились? Но ведь я должна вам все это рассказать... - Она замолчала.

Не сердился я, боже упаси, просто моя нежданная собеседница оказалась слишком напряжена, чтобы увидеть безобидную иронию. И тогда я решил помочь ей расслабиться.

- Что вы делали в оранжерее? Загорали, конечно?

- Загорать вредно, - машинально возразила она.

- Тогда гадали на ромашке?

Женщина улыбнулась. Хорошая у нее была улыбка, искренняя.

- Я работаю аранжировщицей цветов, - объяснила она. - Должность такая.

- Вот оно что, - произнес я, наклонился и понюхал чудо природы в ее руках. Пахло свежескошенной травой, а вернее сказать, ничем особенным букет не пах. - Красивая у вас работа, Кони. Как вы сами.

Она покраснела и затеребила рукой кулончик на своей шее. Это была Молящаяся Дева, вырезанная из черного дерева и подвешенная на тонких кожаных тесемках.

- Спасибо. Так вот, насчет тех двоих сеньоров. Понимаете, я была не в самой оранжерее, а в кондиционерной...

- Вы аранжируете цветы в кондиционерной? - догадался я.

- Нет, там я... - Она потупила взор, отчего-то засмущавшись. - Вы никому не скажете?

- Смотря что. Если, например, речь о тайном изготовлении самогона из лепестков черных орхидей, то ничего не могу обещать. Грех скрывать такие хорошие новости от друзей.

На этот раз улыбнулся я один.

- Никак не получается бросить курить, - шепотом призналась толстушка. - Глупо, правда? Прячусь в своей норе, чтоб никто не видел. Хорошо хоть, эта дурная привычка не мешает мне... ну, вы понимаете, о чем я...

Разумеется, я понимал с трудом. Я просто ждал. Упоминание о "двоих сеньорах" мгновенно разбудило омерзительного человечка в моей голове, задремавшего было от райской скуки, но я пока не давал ему слова. На что я надеялся, затягивая разговор?

- А как насчет других вредных привычек? - с ответной доверительностью сказал я. - Видите ли, я новичок. Боюсь, в повседневной жизни я позволяю себе некоторые излишества...

Она печально покивала.

- Да, излишества - это проблема. Удержать здоровье позволяет только норма, спасительная норма. Но то, о чем мы с вами сейчас заговорили, не имеет прямого отношения к образу жизни. Гораздо важнее готовность человека. - Она постучала пальчиком по своему лбу. - Вот здесь. Если человек готов, у него получится.

- И у вас... - я задохнулся от восхищения. - Получилось?

- Посмотрите на меня, - сказала она, заложила руки за голову и выгнула спину на манер профессиональных фотомоделей. - Вы не поверите, но за последние годы я невероятно похудела. Страшно рассказывать, какая была раньше. А теперь обмен веществ полностью восстановился, лишние углеводы в организме не задерживаются и в жиры не превращаются, никакие диеты давно уже не требуются. Что меня спасло? - Женщина перекрестилась ладонью - слева направо, как истинная католичка. - Благодарение Богу, у меня получилось.

В голосе моей собеседницы на миг вспыхнуло и погасло ликование. Что именно у нее получилось? Я поостерегся уточнять. Не люблю, когда мне дают пощечины, даже если это от чистого сердца. "Опять она плохо спала, опять ее предали сны..." Профессиональный нейрофизиолог, коим является супруга лейтенанта Шиллинга, всего лишь услышала глупый стишок... и чем закончилось?

- Стало быть, в кондиционерной курить не возбраняется, - вернул я разговор в исходную точку.

И женщина вспомнила, что подошла ко мне неспроста. Лицо ее, освещенное внутренним светом, сразу погасло. Она тихо сказала:

- Я, когда курю, отключаю аппаратуру, а дым выпускаю прямо в фильтровочную камеру. Если бы я вентиляторы не обесточила, то ничего бы не услышала... А эта парочка, наверное, выбрала оранжерею, потому что днем у нас никого не бывает. Встали за стойкой с клематисами, чтобы их не видно было. Там как раз одно из окон воздуховода спрятано, они этого не знали...

- Вот что, милая, давайте-ка мы с вами тоже встанем, - прервал я ее.

Цветочница послушно поднялась следом за мной. Встав, я посмотрел назад - все-таки не отказал себе в удовольствии, - как бы ненароком заглянул за растительную изгородь и обнаружил по ту сторону кустов двух старичков в форме национальной гвардии, смирно лежащих на топчанах. Форма была устаревшего образца. Поймав мой взгляд, ветераны дружно улыбнулись мне в ответ. Выдержка старых вояк не подвела. Очень доброжелательные такие старички, как и все в этом сказочном мире - доброжелательные в квадрате, чуткие в кубе. Но были ли они искренни? И что является бОльшим насилием над человеком, показная воспитанность или искренняя неприязнь?

А потом я заметил Инну.

Мой бывший начальник спускался по главной лестнице, напряженно глядя себе под ноги сквозь толстые стекла очков. Инна Ведовато собственной персоной, служебный позывной "Дуче". Вечная трость, вечная глянцевая лысина. Живот, едва не выпадающий из брюк. Двигался он так, будто боялся упасть, и вообще, был он какой-то придавленный, сгорбленный, нездоровый, никак не вписывался он в общую идиллическую картину. Эк его согнуло, моего несгибаемого шефа, с жалостью подумал я. Да, сильно он постарел. Вот самое точное слово - постарел... Итак, Инна тоже оказался здесь. Это было потрясающе. Человек, стоящий на краю отставки, приезжает в рай за утешением. Или у него командировка? Опять Планета проявляет интерес к этому оазису, перепаханному под новые посевы? И где в таком случае Эдгар Шугарбуш, где их вездесущая тень, накрывшая с некоторого времени весь оперсостав Матки? Нет, потрясающим было не это, это как раз было банальным - сплетение интересов, подлый расчет, благородное недомыслие, не то, не то. Но что тогда?

Было ощущение, будто кто-то выдернул всех моих прошлых знакомых за шкирку и нарочно закинул сюда, чтобы меня потешить. Вот и Дим Димыч сюда переселился. Зачем? Бред, как известно, заразен, переносчиками являются простые человеческие слова. Тот сумасшедший возле вокзала, который тоже был моим знакомым, сказал: "Я во всем виноват", - тем самым втянув меня в этот спектакль, ибо чужую вину я принимаю только в доказанном виде; он же сказал мне: "Вы космолаз, вы все поймете правильно", но пока я понимал лишь то, что всякая потеха имеет свои границы, и что теперь я не смогу успокоиться, пока не выйду за эти границы...