Валерий Пискунов - Преодолей пустоту
- Амик, давай разберемся. У меня уже нет сил. - Эина встала над ним, несчастная и утомленная. - Пока я могу говорить спокойно, давай разберемся. Скажи, ты уже не любишь меня?
Он только пожал плечами:
- Ты понимаешь всю нелепость вопроса?
С двенадцатого этажа срывается комната, вылетает во вселенную, а ты с любовью!
- Я просто спрашиваю: ты уже не любишь меня?
- Любовь, любовь - не правда ли, миленькая вещичка? Ты ее потеряла вот беда! "Где она, где она, скажи, мой Амик! Моя вещичка! " Мы - жертвы вещизма, я предупреждал, но ты не слушала!
- Человек по-разному может быть привязан к вещи.
- О да! Но он почему-то именно привязан. - Амик, довольный, что так, удачно сострил, взглянул на Эину. - Ну так вот, я в любой момент могу покончить с любой из таких привязанностей! С любой!
- Ты хочешь сказать...
- Я хочу сказать, что человек, не имея сил оторваться от вещи, сам становится вещью, а значит, с ним легко можно покончить!
Эина оскорбление замкнулась. Амик возгордился, что смог так глубоко, а главное - справедливо, уязвить ее. "А чтоб не была клушей!"
Он великодушно погладил жену,по горячим волосам. Эина отодвинулась:
- Знаешь, кто ты? Ты - мещанин! Дохлятина!
Баба остается бабой! Она лелеет вещи, а он, свободный от вещизма, он, видите ли, мещанин!
У Амика появилась привычка: чтобы уйти от раздражения, он напяливал наушники и прокручивал на магнитофоне старую ленту. Точнее, он крутил всякий раз один и тот же кусок с чьей-то взволнованной непонятной речью. Знал ли он когда-нибудь эту запись, или она совершенно ему незнакома? Иногда ему казалось, что он подслушивает - так страстно, даже интимно звучал хриплый, не определенный голос. Связь, смысл ускользали. Сколько Амик ни старался, сколько ни напрягал слух, он не в состоянии был проникнуть сквозь завесу хрипов и шума. То ему казалось, что это мужской голос, то совершенно женские интонации убеждали в обратном.
Привлекала и раздражала запись еще и тем, что она была цельная, от начала до конца, - это хорошо слышалось. Законченная невнятица!
Порой ему казалось, что построение фраз невероятно знакомо, но тут же это подозрение подвергалось сомнению из-за неопределенности голоса.
Все еще не решив, мужской это голос или женский, Амик восстанавливал речь; То в начале, то в середине он улавливал смысл того, что говорилось, и поражался точности интонации, чистоте ее.
Однажды он понял, что это любовное послание. Страх поселился в его душе. Он находил убеждающее сходство интонации с голосом жены. Хрипотца волнения, звон убежденности...
По это было невероятно, чтобы его жена могла так говорить!
А может, это его собственный голос? Было же раньше - он замечал за собой не собственный жест, а жест жены, слышал в своем голосе не свою интонацию...
И все же нет, это не его слова. Значит, жены?
Как-то, чтобы проверить подозрение, Амик вызвал жену на ласку и сразу же устал от радостно подавшегося к нему тела, от страстно-благодарного шепота, от унижающей его жалости ее рук.
Это был ее голос.
Амик понимал: если он будет делать все, чтобы не вернуться на планету, он порвет с женой.
"Интересно, - усмехался он про себя, - что будет с ней? В одной квартире - и не разойтись?" Но подмывало и другое - разоблачение! Ткнуть носом эту женщину в ее собственную страстишку - непорочная выискалась!
Не решив окончательно, Амик держался скептически - ждал.
Уже у самой планеты возникли некоторые опасения. Супруги входили в область, насыщенную спутниками, летающими лабораториями, орбитальными станциями различных государств. Члены комиссии нервничали, Сурали несколько раз предупреждал супругов, что возможны осложнения.
- Как будто мы виноваты! - возмущался Амик.
Но страхи оказались напрасными. Более того, многие государства планеты, воспользовавшись разрешением вступать с супругами в недолгий контакт, забросали квартиру капсулами. Это были и просто поздравительные телеграммы, и послания с выражением восхищения стойкостью, мужеством и самообладанием супругов.
Поступали и другие письма - например, от книжной фирмы "Лимбда", предлагавшей контракт на издание "Космической одиссеи"...
Ажиотаж на планете теперь приносил Амину мрачное удовлетворение, притупляя остроту ревности. Там, на планете, ему уже готов пьедестал (жена только прилагается), с высоты которого Амик, не опасаясь быть смешным, гордо спросит ее: кто тот?
Не глупо ли? - спохватился Амик, Глядя на похорошевшую жену, на ее уверенною сноровку.
Нет, он швырнет эту пленку, эту любвишку-страстишку жене в лицо! Вот только расшифрует монолог до конца.
Управившись с уборкой, по-хозяйски озираясь по сторонам-не выпала ли из пустоты еще какая-нибудь соринка, - жена садилась и спокойно ждала...
В такие минуты Амик ее уже просто не мог выносить. Ждет! Какая наглость! Это он, Амик, имеет право ждать, выжидать, наблюдать, взвешивать, оценивать ее поведение, ее отношение, ее жизнь! А не она - предательница, подлое существо!
Дети, их дети - вот самый веский аргумент в его пользу, в пользу его правоты. Обе дочки вдруг ясно предстали перед его взором - милые, родные существа, немного неловкие, почему-то с обиженными лицами, с надутыми губками, упорные и мягкие... Девочки! Как же он соскучился по ним!
Глухая ревность пронзила Амика. Скорее, скорее к планете, пусть станет все на место, хоть на одну минуту, но как прежде - и тогда он сразит ее окончательно.
А приближение к Земле, как назло, замедлилось. Ученые бились над разгадкой. Сурали сообщил, что если супруги действительно хорошо вычистили комнату, то комиссии придется перенести очистку на молекулярный уровень, и просил вновь и вновь осмотреть квартиру.
Амик ругал "недоучек", тем более что в окне уже угадывались серые тени зданий, стены квартиры побелели, приоткрылся проход в кухню, можно было подергать дверь в детскую, и Амик уже готов был Даже признать, что ошибся, подозревая и ревнуя жену: ведь, в конце концов, к их отбросам могли примешаться и чужие!
Проходили сеансы, дни, а пленка пустоты не исчезала.
Жена запрашивала Сурали относительно мебели - надо ли ее уничтожать? Может быть, из-за мебели, из-за кое-каких поломок держится пленка?
Посовещавшись, комиссия согласилась. Жена первая приступила к кроватям, закусив губы, рвала подкладку, терзала пружины, с мольбой глядя на Амика, просила помочь.
Все так же безучастно Амик изломал стол, искрошил люстру и спустил все в канал связи.
"Она сама приговорит себя, а уж приговор я исполню".
Амик наблюдал, как жена фанатично рыскала в поисках изношенных вещей. Она выкинула все старые книги. Амик посоветовал присоединить к ним и те книги, в которых много изношенных, избитых истин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});