Далия Трускиновская - Жонглёр и мадонна

- Могу позвонить тебе из Днепропетровска, - благодушно предложил Иван.

- А зачем? - подумав, спросила Майя и улыбнулась.

Возразить было вроде нечего. И молчание затянулось. Восстановили разговор они с трудом, как-то даже фальшиво.

А когда забрались наконец под одеяло, оба поспешили, оба захотели поскорее пройти сквозь обряд интимного прощания - и им это, к сожалению, удалось...

С утра у Майи были неотложные дела, она даже не знала успеет ли проводить Ивана, уезжавшего дневным поездом. На всякий случай простилась с ним на краю постели. Решили проблему ключа - если не получится отдать на вокзале, Иван возьмет его с собой в Днепропетровск, а потом понемногу затеряет в недрах кофра, как всякую ненужную вещь.

Без Майи Иван неторопливо встал, принял душ, позавтракал, собрался. Полистал книги под мурлыканье Мэгги. И заблаговременно приехал на вокзал.

К поезду никто не пришел.

Иван почитал "Королеву Марго", побеседовал с попутчиками, лег спать, а проснулся уже в Днепропетровске.

Город ему понравился сразу - чистотой и зеленью. Там вовсю разгулялось лето.

И началась обычная жизнь перед началом программы - вселяйся в гримерку, распаковывайся, договаривайся с осветителями и оркестром, учи уму-разуму униформу, репетируй - да еще в непривычное время!

Дня через два после премьеры Иван зашел в дирекцию и заявил, что у него в гримуборной страшные щели, сквозняк, поэтому он требует: или навести порядок, или ключ от другой гримуборной. Ему сказали, что цирк старый, он же ответил, как всегда, что если его в течение недели не избавят от сквозняков, он отказывается работать. Сказано это было с соответствующим случаю кислым лицом.

- Вот брюзга! - воскликнули четыре человека в один голос, когда дверь за ним закрылась.

Но поскольку имя брюзги писалось на афишах аршинными буквами, а его изображение в три метра ростом покачивалось справа от входа в цирк, просьбу Ивана со скрипом удовлетворили.

Преодолев мелкие трудности, он заскучал.

Хотя в коллектив вместо конного номера Гриши прислали новых людей, никто к Ивану первым не подошел, а сам он тоже что-то замешкался с инициативой и опять остался без компании. Был при нем неотлучно разве что Мэгги...

Цирк стоял на краю огромного парка. Парк Ивана изумил - был там пруд с белыми и черными лебедями, летний театр, всякие качели-карусели, даже детская железная дорога. Но Иван облазил все террасы, посидел во всех беседках, привык - и интерес к прогулкам пропал.

Самое скверное - что обычного интереса к репетициям не возникало.

Сумасбродный месяц май кончился, решительно подвел итог Иван, пора возвращаться к нормальному существованию.

И он честно вернулся.

Иван попросил прощения у Мэгги за то, что временно пренебрег им.

- Я-то что... - то ли муркнул, то ли проворчал Мэгги.

Иван попросил прощения у мячей, даже у колец с булавами. Мячи в чемодане лежали чинно и равнодушно, им было на все наплевать.

Тогда Иван попросил прощения у бархатной книги, с которой давно не работал. Он вспомнил, когда в последний раз сверял с ней свои планы, и ужаснулся. Он так и не довел до стабильности "вертушки" даже при трех кольцах, куда уж там при пяти... А план требовал ввести пять в работу этим летом.

Стало быть, извинился Иван перед книгой, постановив вернуться к прежним восьми часам репетиций в день, открыл ее на первой странице и начал неторопливо листать, возвращая себя в нормальное жонглерское состояние души. И долистался.

Примерно в середине книга несколько распухла от вклеенных рисунков Майи. Иван и не знал, что к ним прибавился еще один - уже не эскиз, а полностью завершенная работа. Он знал, как Майя выписывает каждый волосок в собачьей шкуре, и именно поэтому понял - вот над чем она маялась в ту ночь, когда он утром ничего не нашел на столе.

Майя изобразила Мадонну на высоком пьедестале. К пьедесталу вели висящие в голубом воздухе ступени, усыпанные осколками каких-то предметов - в том числе и стеклянных шаров. Мадонна сидела в классической позе слегка раздвинув колени, младенца держала как будто на весу. Но вместо лица был просто белый овал. Обрамленный бледно-золотыми кудрями, стекающими на синюю мантию в длинных благородных складках. Младенец тоже не имел лица, но это не так бросалось в глаза.

Иван покрутил носом - ничего себе... Подумал, что расстаться нужно было на взлете - когда он выдал в ярости "семь на триста шестьдесят". Вот тогда все шло бы, как он запланировал! Он был бы сперва сердит на Майю, а потом - немного благодарен ей за неожиданную удачу. И не пришлось бы извиняться перед Хвостиком...

Тем более - не пришлось бы смотреть сейчас на странную картинку и соображать, что Майя хотела ему этим сказать. Да еще удивляться - как это им обоим пришло в голову и встало перед глазами одно и то же. Безликая Мадонна обозначилась под куполом как раз тогда, когда впервые прошел тот рискованный поворот. Майя ее видеть никак не могла.

Иван захлопнул книгу. Записывать все равно было нечего.

И в этом цирке он тоже вскоре услышал, как его за спиной обозвали занудой после очередного конфликта с заспанной униформой. Но это было его привычным титулом, он даже не обернулся, а на следующий день еще въедливее требовал от униформы соблюдения всех своих указаний.

Оставшись в директорском кабинете наедине с телефоном, он решил втихаря позвонить матери и брату, чтобы прислал новых кассет с классикой. Междугородка не давала связи. Он позвонил Майе...

Она слышала его голос и пыталась прокричаться сквозь гул и треск. Он орать не мог - тем беседа и кончилась. Вошли посторонние, Иван был отлучен от телефона.

А он бы так насмешил ее описанием старого цирка, да еще в тополиное время. Пух забил весь город, проникал в цирк через щели и во время представления плавно падал на манеж. Он бы рассказал, какой ему выделили в гостинице номер-люкс: величиной чуть ли не с манеж, а стоят в нем необъятная тахта посередке и цветной телевизор, больше - ничего! Все имущество пришлось распихать в стенном шкафу, что в крошечной прихожей. Только это, тополиный пух и номер-люкс, ничего больше, и поблагодарил бы за подарок...

Хороший город Днепропетровск оказался для Ивана совершенно безрадостным. Он не мог забыть того, что полтора десятка раз успешно забывал, - женщину, с которой спал. Причем он прекрасно осознавал пошлость ситуации - это была женщина, которой он попросту воспользовался и которая так же бесстрастно им воспользовалась. Допустим, она была красивая женщина, престижная женщина высокого полета, более того - хорошо стряпающая женщина. Но разве все это - повод, чтобы ее не забывать?

Почти как жители разных планет, которые случайно соприкоснулись и разлетелись по окраинам Космоса, думал Иван, начитавшийся в молодости всякой космической ахинеи, и даже хуже, чем разных планет. У тех хоть утешение есть, что они из разного биологического теста...