Ольга Макарова - Галерея Миров

— …два… — продолжал Денис, прицеливаясь к своей мишени… это, похоже, их командир. Крикнул им что-то… эй, куда они все ринулись? — Три!!!

Детская фигурка бесшумно вздрогнула и упала на снег, навзничь, с беспомощно раскинутыми руками; из капюшона выбилась длинная коса… девочка… снайпер… Похоже, она умерла мгновенно. Один из солдат кинулся к ней. Что-то кричал, пытался поднять безжизненное тельце. И через долю секунды Рон поймала его в прицел. Он даже не попытался спастись.

У Дениса все получилось не так гладко. Он промазал, чуть-чуть совсем — попал не в голову, а в спину (ну чего еще ждать от древней винтовки? Отдача мощная — сбивает прицел… и с такого расстояния…). «Грифский» снайпер упал и задергался в агонии на снегу… следующий…

Двух последних ловили долго. Вокруг бункера валялась куча обломков и целые горы земли, перевороченной взрывами той памятной битвы, когда сам бункер еще что-то значил… В общем, последние два «Грифа» прятались еще целых полчаса.

Кажется, они начали понимать, откуда в них стреляют. Поэтому перебежками, а когда и ползком постепенно перемещались за бункер, где можно будет добраться до ямы, прогрызенной множеством взрывов, и проползти по ее дну, ближе к краям, тем самым выйдя из поля зрения. Шансов на это, мягко говоря, маловато. «Падальщики» — отличные солдаты, но сейчас преимущество не на их стороне — среди них ни одного снайпера, да и заметить дом, где укрылись «Невидимки», оттуда почти невозможно… даже если бы он и не был замаскирован бело-серым брезентом…

Они бежали разными путями, чтобы было больше шансов. Это могло бы помочь, если б на них охотился только один снайпер…

Перебежали… нет, Ирке не повезло… да и ему тоже… подстрелили, все-таки… не насмерть, правда… но кровищи много… Пит прислонился спиной к останкам перевернутого БТРа. Они торчали на пару метров из снега. Безопасное укрытие. Только шаг вправо, шаг влево — смерть…

Как часто бьется сердце! Страшно. Умирать не хочется. Тео тоже не хотелось умирать. Просто кто-то смотрел на него сверху и решал, жить ему или нет.

Но он не Тео! И вправе решать сам!

Пит высвободился из лямок рюкзака, который минуту назад спас его от мгновенной смерти, затормозил пулю. Теперь она была где-то в спине. Больно до жути, но не смертельно… Сдернул с пояса аптечку, вколол себе обезболивающее. Это давно был уже не чистый быстродействующий наркотик, а самопальная мура, которую варили в госпитале и заливали в сотни раз использованные шприцы. Легче-то от нее стало, но перед глазами все поплыло, как будто краски с картинки смазали грязным пальцем…

Медленно, словно во сне, Пит стащил с себя куртку, расстелил на земле, стал набивать снегом. Рукава, капюшон… снег вокруг кончился… ладно, напихаем тряпье из рюкзака… получилось чучело. Сойдет за человека… Старый прием «обдури снайпера»… тяжелое чучело… Пит с трудом его поднял. Ослаб совсем… от раны… от наркоты… от жары. Да, почему так жарко?

Но он его поднял, высоко над головой, и через секунду не удержался, упал вместе с чучелом, когда сразу два выстрела пробили фальшивую мишень. Все. Теперь отсидеть здесь полчаса, пока они перестанут следить… и уйти отсюдова подальше…

…думаете, я сдох, придурки… я еще вас достану!

Пит смеялся, потому что победил. Еще будет хвастаться, как обвел двух снайперов вокруг пальца! Да, хвастаться, потрясая связкой сушеных ушей…

Не было больно, не было страшно, было жарко и смешно, так что не хватало воздуха, и перед глазами плясали радужные пятна. Смех душил, медленно, но верно. А от снега становилось только жарче… он мгновенно таял в руках, стекая с ладоней серой водой…

Как бы то ни было, он умирал. Так не должно быть после обычной дозы обезболивающей дури. Но так было. И ничего уже не поделаешь… и некого винить…

22

— Айна… привет. Читал вот твое «письмо».

— И что?

— Ну что я могу сказать… прости… я хотел тебя полюбить… Просто мы с тобой слишком, слишком разные… «Ты счастье, молодость, любовь. Я горе, старость и мученье…»

— Не надо…

— «И я война, и я же кровь…»

— Хватит! Хватит!! Хватит!!! Я не хочу этого слушать! Ты не такой…

— Ты добрая душа, Айна. А ко мне так слишком добрая… спасибо, конечно, но мне уже пора.

— Останься… пожалуйста. Я помогу тебе. Тебе должен кто-то помочь…

— Нет. Ты мне тут не поможешь. Я должен сейчас решить одну важную вещь. Сам.

— Что решить?

— Ничего, малыш. Прости меня ради Бога. Счастья тебе…

23

— …а ты неплохой снайпер, — говорил Ив, — можешь оставить себе пушку… эй? «Чайка», мы здесь! — Ив присвистнул и помахал рукой перед лицом Дениса. — Ты с нами?

— Да… задумался просто, — равнодушно ответил он и встал с пола, с наслаждением разгибая затекшие ноги. — А где Рон?

— Внизу. Греется… уже полчаса. Я щас тоже погреюсь и махну за трофеями… Пошли, снайпер, нечего мерзнуть тут, — Ив дружески хлопнул Дениса по плечу. Ладно хоть по здоровому.

Денис еще раз посмотрел на свою теперь снайперку и начал спускаться по лестнице. По дороге умудрился споткнуться и схватиться больной рукой за перила. Упасть не упал, а вот рана…

— Пятая ступенька сверху, — спокойно сообщил Денис, хотя тут впору было заорать. Ну, он для этого слишком устал и замерз…

— А, эта, опять, — лениво обернулся Ив, — знаю… как-нибудь починю.

Денис пожал плечами(ой, зря!) и благополучно преодолел последние ступеньки.

Возле костра была страшная жарища. Сейчас явно не комбинезонами топили. Да, кто-то притащил несколько кусков настоящего угля из погреба. Денис его там видел, когда спускался в последний раз, валяется везде, как простые камни… И вообще, этот погреб не просто яма в земле. Сто против одного, что за дверью в углу — вход в шахты… иначе откуда уголь?..

Денис сел возле камина и стал греть над огнем руки.

— Выпьешь? — предложил Ив.

— Нет, — отказался Денис, — меня итак мутит по-страшному.

— А я тебя предупреждал, дурная башка, — Ив глотнул из своей фляжки, поморщился, глотнул еще… — Лучше скажи Рон, пока не поздно.

Рон сидела, привалившись спиной к ящику, на котором Денис оставил две ее любимые книги. Глаза были закрыты, она спала… но это был очень странный сон. На лице держалось какое-то напряженное мучительное выражение, губы шевелились, беззвучно произнося слова, рука комкала воротник лежащей на коленях куртки… Похоже, ей стало жарко, поэтому она сняла куртку и свитер и осталась в посеревшей от времени рубашке с отрезанными рукавами(которые, наверно, просто стерлись в тряпье)… тонкие бледные руки, никогда не знавшие солнечного света, на которых с десяток шрамов и целая коллекция «Крестоносцевских» татуировок…