Альфред Ван Вогт - Звездные деяния

Тридцать часов! Физически измотанный и не перестающий удивляться Мэлтби разбудил Дрихана и лег. Но не успел он смежить веки, как офицер-наблюдатель доложил:

— Впереди здания, капитан! Виден свет!

Мэлтби одним прыжком оказался возле пульта управления и уже несколько минут спустя вел корабль над городом с восьмидесятитысячным населением. Он знал, что никогда еще корабль таких размеров не проникал в пещеру; следовательно, сейчас «Атмион» мог стать предметом напряженного внимания всего местного народа. Мэлтби включил радиоприемник и вращал ручку настройки, пока до его слуха не донесся голос:

—…и Питер Мэлтби, наш наследный вождь, временно завладевший линейным кораблем «Атмион», прибыл, чтобы лично образумить тех, кто… — Людей извещали о его прибытии.

Мэлтби выключил приемник. По экрану умножителя плыла панорама города — капитан разыскивал штаб-квартиру Ханстона. Он узнал здание по словесному описанию, полученному по радио, и остановил «Атмион» прямо над ним.

Он сфокусировал энергетический экран на середине улицы, перекрывая ее. Затем быстро опустил другие экраны, полностью блокировав весь район. Люди могли свободно проходить в экранированную зону, но были не в состоянии покинуть ее. Невидимый снаружи, экран представлялся находящемуся внутри пурпурной стеной. Всякий, кто прикасался к нему с внутренней стороны, получал ощутимый электрический удар.

Поскольку Ханстон жил в своей штаб-квартире, представлялось невероятным, чтобы ему удалось ускользнуть. Мэлтби не обманывал себя: сейчас он обязан был действовать решительно. Однако он прекрасно понимал — силой можно захватить власть, но удержать ее таким образом невозможно. Уже сам способ его появления в столице, первые его действия — все это давало противникам Мэлтби мощные аргументы против него. «Посмотрите, — могли сказать они, — один мезоделлианин сумел захватить целый линкор. Это ли не доказательство нашего превосходства?» Такое могло ударить в головы людям, чьи амбиции оставались неудовлетворенными вот уже четверть века.

На экране Мэлтби увидел приближающийся аэрокар. Он связался с пилотом по радио, выяснил, что это прибыли поддерживающие его лидеры, и лично проследил, чтобы один из подконтрольных ему офицеров встретил гостей у шлюза. Минуту спустя Мэлтби уже обменивался рукопожатиями с людьми, которых никогда в жизни не встречал.

Сразу же началось обсуждение стратегии и тактики дальнейших действий. Кое-кто из прибывших на борт полагал, что Ханстона следует казнить. Большинство же считало, что его достаточно изолировать. Мэлтби с тревогой слушал и тех и других, сознавая, что непосредственные участники событий являются лучшими судьями. С другой стороны, на них не могло не сказаться напряжение от слишком близкой опасности. И потому вполне возможно, что именно он, наблюдавший за событиями со стороны, занимает наиболее беспристрастную и, следовательно, обоснованную позицию. Впрочем, это было лишь предположение, и Мэлтби не считал его весомым. Однако он невольно почувствовал себя в роли арбитра, когда представители обеих точек зрения принялись расспрашивать его.

— Можем ли мы быть уверены, что решение правительства Пятидесяти Солнц не вступать в контакт с земным кораблем окажется достаточно твердым?

— Не обнаружились ли в том, что вы видели или слышали, признаки их слабости?

— Почему второй ультиматум не предан гласности?

— Только ли «Атмион» следит за «Звездным роем»?

— Каков тайный смысл этого преследования?

— Какую позицию мы должны занять, если Пятьдесят Солнц вдруг капитулируют и огласят свое местонахождение?

Вскоре Мэлтби почувствовал себя буквально погребенным под этой грудой вопросов. К тому же он заметил, что вопросы во многом повторяются и за всеми ними стоит ложная посылка.

— Джентльмены, — сказал он, подняв руку, — похоже, вы озабочены лишь тем, чтобы найти наилучший способ соблюсти наши выгоды в случае, если другие правительства изменят свои позиции. Но дело совсем не в этом. Мы должны быть едины со всеми народами Пятидесяти Солнц, какие бы решения ни были приняты. Мы — лишь одна из составных частей сообщества. И не должны добиваться для себя особых преимуществ, кроме как в пределах тех предложений, которые были нам сделаны, — Закончил он уже не таким суровым, а более доверительным тоном: — Я прекрасно понимаю, джентльмены, что все вы находитесь под тяжким прессом. Поверьте, я высоко ценю ваши мнения — и частные, и обшее. Но мы прежде всего должны сохранять единство. В критической ситуации мы не можем искать выгод за счет других.

Его собеседники переглянулись. Некоторые — главным образом те, что помоложе, — выглядели опечаленными, так как им предложили проглотить горькую пилюлю. Но в итоге все согласились поддержать план Мэлтби.

И тогда встал неминуемый вопрос — как быть с Ханстоном?

— Я хочу переговорить с ним, — холодно сказал Мэлтби.

Коллингс, старейший и самый близкий друг отца Мэлтби, несколько секунд изучающе всматривался в лицо молодого наследного вождя, после чего направился в радиорубку. Вернулся он побледневшим.

— Он отказался прибыть сюда. Говорит, если ты хочешь видеть его — ты и приходи. Это оскорбление, Питер!

— Передайте, — твердо приказал Мэлтби, — что я приду.

Он улыбнулся, глядя на их суровые лица.

— Джентльмены, — звонким голосом сказал он, — этот человек сам идет к нам в руки. Объявите по радио, что я отправляюсь к Ханстону ради мира и единства в дни кризиса. Не пережимайте, но пусть в сообщении прозвучит намек на то, что ко мне может быть применено насилие, — И закончил по-деловому, жестко: — Скорее всего, ничего не случится, пока этот корабль контролирует положение. Однако если я не вернусь через полтора часа, попытайтесь связаться со мной. Затем шаг за шагом усиливайте давление — от угроз вплоть до открытия огня.

Невзирая на всю свою уверенность, Мэлтби ощущал странную пустоту и одиночество в тот момент, когда его катер совершал посадку на крыше здания штаб-квартиры Ханстона.

Едва завидев Мэлтби, Ханстон — рослый человек лет тридцати пяти — поднялся из-за стола, сделал несколько шагов навстречу и протянул руку.

— Я хотел залучить вас без сопровождения тех мокрых куриц, что задают здесь тон, — сказал он шутливым дружелюбным тоном, не вязавшимся со злобно-насмешливым выражением лица. — Но оскорбление величества в мои намерения никоим образом не входило. Я хочу поговорить с вами. И надеюсь убедить.

И Ханстон попытался убедить — своим негромким, интеллигентным, очень живым голосом. Однако пользовался он избитыми аргументами, основанными на идее превосходства мезоделлиан. Похоже, он искренне и свято верил в эту догму. Под конец его речи Мэлтби пришел к убеждению, что главной ошибкой этого энергичного и неглупого человека было полное отсутствие знаний о внешнем мире. Он слишком долго прожил в замкнутом пространстве тайных мезоделлианских городов, слишком много лет размышлял и говорил, не считаясь с подлинной реальностью. При всем внешнем блеске мышление Ханстона оставалось глубоко провинциальным.