Сара Кроссан - Побег в Секвойю

— И что ты будешь делать с ними в это время?

Ваня потирает виски, как будто она ужасно устала. Затем она открывает один глаз и продолжает.

— Мы начинали сперва с препаратов железа с иммунной защитой и Эритропоэтина*. (*один из гормонов почек. По химическому строению является гликопротеином. Используется, как лечебное средство)

— Эритропоэтина? - спрашивает Зонг.

— Ничего, что разрешила бы Петра. Они увеличивают количество красных кровяных телец и снижают нашу потребность в кислороде, — объясняет Ваня.

— Допинг, — говорит Зонг.

Ваня поднимается и уходит от стола.

— Хорошо, тогда отправь их в поликлинику для тестов, — говорит она, поворачиваясь к нам спиной.

— Что за проверка? - спрашивает Сайлас.

— Вступительный экзамен, — говорит Макс. Его ухмылка выглядит пошло. — Все готовы? — спрашивает он, вставая.

Мы не были готовы, но этот вопрос не требовал ответа.

БЕА

Три кремния, крышка от бутылки, металлическая значок и заколка. Я с бренчанием я роняю их в колодец.

Шесть объектов, но я практически уверена, что мы здесь больше шести дней. Может быть, я пропустила один день. Неужели я столько проспала?

Джаз хочет только спать, больше ничего, и есть тоже больше не хочет.

Я возвращаюсь к ней, опускаю на колени и трогаю ее лоб. Он еще горячее, чем раньше, а для того, чтобы сбить температуру, у меня нет ничего кроме мокрой одежды, которую я кладу ей на лоб.

Я не решаюсь посмотреть на ее ногу. Последний раз она начала опухать. Как долго все будет так? Неделю? Дольше? Или уже слишком поздно?

— Квинн вернулся? — спрашивает она слабым голосом.

Я глажу ее по щеке и стараюсь говорить более спокойно.

— Квинн как всегда задерживается, но он придет. Сконцентрируйся на том, чтобы отдохнуть, — она смотрит на меня вверх и кривит рот, она — ребенок, не идиотка. — Могу я что-нибудь для тебя сделать? — спрашиваю я.

— Еще того лекарства, — она указывает на бутылку с алкоголем, которую я использовала, чтобы заглушить боль.

— У меня есть еще кое-что здесь, — я отламываю кусочек энергетического батончика и пытаюсь просунуть его ей между губ.

Она качает головой, и я хватаю бутылку. Пересилив отвращение, она делает глоток. Алкоголь не очень приятен на вкус, но он успокаивает ее.

Мой взгляд блуждает к источнику, если я пропустила пару дней, нас скоро спасут, наверное.

"Пожалуйста, дорогой Бог или святая земля, или что там еще, что любили люди снаружи, пожалуйста, помоги нам спастись.

Пожалуйста".

КВИНН

После нескольких часов беспокойного сна на рассвете мы отправляемся в сторону Секвойи. Джо и я гребем на одной лодке, а Абель на другой.

Мы боремся с течением и ветром, и уже через час мои руки адски горят, не говоря уже о той руке, которую я поранил вчера.

Мои штаны промокли от дождя и речной воды, и я уже собираюсь высказать все это, когда Абель кричит:

— Там наверху!

Он указывает на набережную, в то время как Джо сигнализирует ему, кивая, что поняла.

Абель причаливает на своей лодке, а затем помогает нам. Джо первая выходит на сушу, потягивается и стонет.

— У меня все болит, — говорит она.

—Я уже было подумал, что один, кто вымотался, — признаюсь я, выбираясь из лодки.

—Ветер слишком сильный. Легче пешком, — сообщает Абель.

Дома здесь меньше, и они меньше пострадали от действий министерств.

— Теперь я снова понимаю, где мы, — говорит Джо. На ее лице я могу прочитать, что Секвойя не далеко, также как и помощь для Джаз и Беа.

Абель прыгает назад в лодку и выбрасывает запасы на набережную.

— Почему вы так далеко от дома? — это первый вопрос, который я задаю им, и если подумать о том, что вообще крутится в моей голове, еще довольно безвредный.

— Я был на задании, — объясняет Абель по-деловому. — Как шпион. Но все пошло не так, как планировалось.

— Ты шпионил в Куполе?

— Для мятежников, но я был в Куполе. Я надеялся добраться в Рощу, но министерство поймало меня и избили меня до полусмерти, — он прикоснулся к лицу и покосился без особых эмоций на мою татуированную мочку уха. — Если бы не началось восстание, я был бы, наверное, мертв. Это был самый настоящий хаос и один высокопоставленный тип отвел меня к задней двери и вытолкнул меня наружу, так как считал, что я задохнусь, — его взгляд падает на Джо, и она улыбается.

Хорошее чувство, что минимум один человек извлек пользу от восстания, и я охотно доверил бы ему, что я в ответе за это. Но слишком много людей потеряли жизни благодаря мне, поэтому я остаюсь безмолвным.

— Я убежала из Секвойи, — неспешно объясняет Джо. — Я искала Рощу, также как Абель, едва он попал наружу. Там мы встретились. Среди руин. Я слышала, что планировала Петра. Мне очень жаль, что она умерла, — я никогда не расскажу ей, что за адской женщиной была Петра.

— И теперь Секвойя остается следующим лучшим вариантом, — говорю я. Почему она убежала?

— Следующим, — исправляет она. — Там есть кислород, есть врачи, и это нужно мне. Когда я вернусь, меня накажут. Из Секвойи никто не уходит. Они не понимают шуток.

— Я согласен, — говорит Абель. Он влезает назад на причал, копается в рюкзаке и вынимает запас белка, который он разламывает и делит среди нас.

— У тебя из-за этого проблема? — спрашиваю я и указываю на живот. Она смотрит на него вниз.

—В какой-то мере.

—Может, пойдем? — кричит Абель.

Мы снова идем быстрым шагом вдоль побережья, по узкой дороге и среди сотни ржавых машин, которые установлены у ворот аккуратными рядами.

Мы двигаемся до широкой улицы, абсолютно свободной: нет никаких фонарных столбов или опрокинутых автобусов. Абель сбавляет шаг, Джо и я медленно следуем за ним.

— Абель — отец ребенка? — спрашиваю я, когда он оказывается вне зоны слышимости.

— Абель? Нет, — она набирает воздух в легкие. — Отец в Секвойе. Он — порядочная свинья.

— Как и большинство отцов, — говорю я.

Джо внезапно останавливается и хватает меня за руку.

— Это не шутка. Если ты спутаешь планы Макса, он убьет тебя.

Она отпускает меня и идет быстрее, чтобы догнать Абеля. Я смотрю им вслед и немного завидую им.

Мне не хватает Беа

ОСКАР

Улица — единая слякоть, украшенная блоками цемента. Осколки стекла и деформированный металлический столб. Я бы сфотографировал эти детали, но сейчас не время для художественных дум.

Едва Джад исчез, я позволил себе насладиться уединенностью. Я еще никогда не был один. Никогда мне не было так хорошо.