Леонид Смирнов - Ламбада, или Все для победы

А в мировом масштабе крови меньше не стало. Как и раньше, разгораются локальные войны, вспыхивают мятежи, тлеют бесконечные партизанские войны. Хуже другое - социальный прогресс застопорился. Политическая ситуация на Земле не меняется с того самого сорок девятого года.

Однажды в разговоре со знакомым ксенопсихологом Сластев сказал в сердцах:

- Чтобы прекратить Эксперимент, я готов спровоцировать ИХ на убийство.

- Вы с ума сошли! - воскликнул собеседник в непритворном ужасе.

Георгий Сергеевич действительно был готов на все, да только бодливой корове бог рогов не дает...

15

Сначала в районе объявилась фольклорная экспедиция из Сталинодарского университета. Возглавлял ее плотный широкоплечий профессор с мрачным взглядом, круглой бритой головой и презрительно сжатой полоской губ. Похож он был не на кабинетного ученого или непоседу экспедиционера, а скорее на начальника отдела кадров. Впрочем, сам он исследований не проводил, а только решал оргвопросы. И отдадим ему должное, экспедиция ни в чем не нуждалась.

Надо сказать, Аль-Башдык, Казанрет и Хекран всегда отличались от соседних аулов. Только их обитатели, избежав депортации в страшном сорок четвертом, не покусились на опустевшие плодородные земли на равнине. Здешние бойцы геройски бились с фашистами, да и во времена покорения Кавказа они сражались достойно. Тридцать лет отбивали они атаки русской армии, потеряв почти всех мужчин. И лишь под угрозой полного истребления согласились замириться с Россией, выставив при этом целый ряд условий почетной сдачи. Однако несколько родов так и не смогли смирить гордыню, ушли через перевал и в конце концов обосновались на чужбине - то ли под Халебом, то ли под Диярбакыром.

Старинный уклад здешней жизни действительно был крайне интересен ученым - этнографам и фольклористам. Несколько экспедиций уже побывали тут в советское время, но такой, как эта, никогда не бывало. Умные улыбчивые студенты оказались все как на подбор: в плечах косая сажень, рост под два метра и более, глаза ясные, рукопожатие железное. Они были полны уверенности в себе - ни грана той интеллигентской застенчивости, что нередко отличает ученых мужей и сразу замечается здесь, в горах.

Парни на удивление хорошо знали кызылганский и горный диалекты, дотошно расспрашивали аксакалов о былом, о. здешнем житье-бытье: кто от кого произошел, как чьего сына звали и почему такой-то уехал в долину. Их не больно-то волновали горские песни, свадебный ритуал с символическим похищением невесты, праздник сбора винограда или соревнования ашугов, зато очень интересовала совершенно конкретная информация о сегодняшней жизни аулов: семейная хроника, случаи из жизни, характеры, привычки людей. При этом чужаки были вежливы, щедры на комплименты, охотно делились со стариками сухпайками и столичными деликатесами. Горцы, в свою очередь, расстарались для гостей на славу: зарезали двух баранов, наготовили плова, принесли самодельного вина и овечьего сыра...

Шло время, активность гостей продолжала расти. Несколько самых уважаемых аксакалов из трех горных аулов собрались, чтобы обсудить происходящие события. Старики посидели, поговорили обо всем не спеша и наконец порешили: "Поить, кормить, привечать, но приезжим больше ничего не говорить. Боязно за свой народ. Непонятно отчего, но боязно".

Для экспедиции наступили трудные дни. Сначала студенты уговаривали, даже подначивали враз замолчавших горцев, потом начали злиться, но еще сдерживались, уверяли всех и каждого, что их научная карьера, судьба и, можно сказать, вся жизнь теперь пойдет прахом. Многим их было искренне жаль, да и какие уж тут особые тайны, но запрет есть запрет. Затем студенты стали мрачными. Глядя на аксакалов, они укоризненно качали головами. Умный понял: власти будут недовольны. Кое-кто перепугался и готов был все выложить - от греха подальше, но запрет есть запрет...

Наконец экспедиция вернулась в Сталинодар. Уезжая, начальник смотрел на местных словно в прорезь прицела, а у студентов лица были чернее ночи. Убыв, они оставили после себя непонятную тревогу и ощущение, что этим все не кончится. Вскоре последовало продолжение. В район прибыла следственная комиссия из столицы автономии. Якобы по делу о краже большой партии золота в Якутии, след которой привел в здешние края.

На допросы в райцентр тягали каждого третьего мужчину. Допросы были длиннющие, порой многодневные. Следователи расспрашивали обо всем, ловили на неточностях, угрожали и заставляли повторять все сначала. Их интересовали абсолютно все события в этих местах за последние сорок лет. И попробуй им не ответь... Только о золоте следователи почему-то и не заикались.

Длилось следствие около двух месяцев. Потом следственная бригада закончила работу (вроде бы безрезультатно - никого, во всяком случае, с собой не прихватила). В горах вздохнули с облегчением. Это ж надо додуматься: подозревать в краже целый народ!..

Затем в район зачастили красномордые бодрячки ревизоры. Шумные балагуры, охочие до выпивки, - они казались неопасными. Что они только не проверяли - от продмагов и до колхозных отар, - а заодно расспрашивали обо всем на свете. Наезжали и какие-то тусклые личности из республиканского статуправления с потертыми портфелями и новехонькими блестящими саквояжами, чужой речью и привычками. Уточняли результаты последней переписи населения, даты рождения, смерти, имена. И каждому дай кров, еду и при этом что есть сил пытайся не нарушить запрет, когда гость так и тянет из тебя душу, спрашивает, спрашивает, спрашивает без остановки...

А потом баста. Мертвая тишина. Воистину мертвая... Уже через три года начались первые смерти. Внезапные и нелепые. Сердце, сосуды, авария, несчастный случай, снова сердце и снова авария...

16

Лагерь был небольшой, аккуратный и поразительно ухоженный. Располагался он на берегу озера. Это было спецучреждение для бывших ученых-гуманитариев мужеского пола. (Технари работали в "шарашках". Смешивать разные категории заключенных было неразумно.)

Трудились зэки на прокладке нитки газопровода, в механических мастерских и хлебопекарне. Труд исключительно физический, а потому особо ценный для кабинетных работников.

В чистенькой столовой, украшенной пейзажами родной природы, к Контролерам свободно подходили заключенные и совершенно искренне рассказывали о своем житье-бытье. Это были добродушные, открытые люди, вовсе не сломленные жизнью и, главное, чрезвычайно желающие исправиться, искупить свою вину перед Великой Родиной.

- Я теперь стыжусь содеянного и, хотя мне очень жаль терять здесь лучшие годы, прекрасно понимаю: это единственная возможность обелиться, смыть с себя грехи и начать новую жизнь. Даже если б каким-то чудом я избежал наказания, угрызения совести все равно не дали бы мне полноценно трудиться, превратили б мое существование в пытку...