Андрей Пасхин - Искатель. 2009. Выпуск №06

— Пошел бы… — поджал губы Тарас, не знающий, разыгрывает ли его Манин или нет.

В помещениях филиала запахло свежестью. Вешний воздух струился по этажам. В свитерке под самую шею, с восторженным лицом, Тарас Леонтьевич переступил порог кабинета кадровички.

— У нас в управлении кадров… — начала та сухо, глянув из-под квадратных очков.

От вида приплюснутой физиономии с блеском волосков на щеках, бородавкой на носу и высоченной аляповатой прической выражение у Тараса Леонтьевича изменилось: «Ну и кикимора». Тарас похолодел и впервые ощутил банковский дискомфорт. По-пробовал улыбнуться, но вместо этого состроил рожицу, и его щеки затряслись.

— Вы что мне глазки строите? — завелась Безбородова.

— Да я, я… — трясение только усилилось.

— Чокнутый какой-то… Ну и кандидаты же у управляющего, в психушку таких надо, а не в банк!

— Что? — вытянул шею юрист.

— Дед Пихто! Иди… Приказ, так уж и быть, накатаю…

Какие дополнительные эмоции пережил новоявленный юрист, когда узнал, что его рабочее место находится напротив зажалюзинной комнатенки кадровички, известно только ему самому.

В кильдиме Тараса Леонтьевича уместились черный стол, черный сейф и на приставке матовый системный блок компьютера с пузатым дисплеем — атрибут каждого банковского юрисконсульта. Тарас осторожно опустился в кресло, в коже которого из рваных дыр торчали ошметки серой пакли, и с резким скрипом заржавевшего крепления развернулся.

— Вы что тишину нарушаете! — в проеме возникла Глафира.

— Да вот, не смазано! — испуганно заговорил, свешиваясь головой под кресло.

— Не смазано знаете, где бывает… — выдала кадровичка.

— Где?.. — застыл юрист.

Глафира, ничего не ответив, вернулась к себе, и оттуда еще долго слышался ее рокочущий голос.

Тарас Леонтьевич увидел, как в кабинет напротив с высоко поднятой головой зашел когда-то работавший с ним в комсомоле, выросший до секретаря горкома и даже пролезший в партийные органы конопатый усач Жора Жигов, по образованию химик, куда-то пропавший после августовского путча и теперь всплывший из небытия.

Через десять минут тот вышел от Глафиры Львовны животом вперед и словно на задних лапках.

«Как она его!»

Появился и другой знакомый Тараса — Гера Зыканов, последний городской комсомольский вожак, разбазаривший горкомовское имущество, по специальности историк, даже кандидат наук, тоже вошедший к Глафире с лучезарной улыбкой, а выскочивший с прикушенной губой.

Кого из вновь принятых для пущей важности назначали начальниками отделов, начальниками управлений (без единого подчиненного!). Торжествовала пора, когда как хочешь, так себя и называй… Хоть президентом, хоть премьером, хоть академиком…

Филиал заполнялся сотрудниками. Множились и занимались столы, отливали морской водой дисплеи, жужжали принтеры, квакали телефоны. Жизнь набирала обороты. На обслуживание в банк приходило все больше клиентов. Среди них чаще обычного можно было увидеть бывших партийных вожаков, а ныне цветущих работников администраций, удачливых коммерсантов. По ним было видно прежде всего, кому на пользу пошли начавшиеся в стране перемены.

Выйдя от управляющего, Глафира Львовна задержалась перед полированной дверью кабинета главного бухгалтера и, переложив полиэтиленовую папочку из одной руки в другую (не в ее правилах было ходить девочкой на поклон к «молокососам», к коим она относила двадцатипятилетнюю Веронику Семеновну), заглянула внутрь.

Глянцево улыбнулась:

— Вы не заняты?

— Нет, Глафира Львовна. — Главбух оторвалась от развернутого на столе мелко исписанного ватмана. — Что-то проводки не корреспондируют…

«Так тебе и надо», — подумала про себя Безбородова и, плавно опускаясь на подушечку стула, начала тоном мягче обычного:

— Я с таким делом… У нас в бухгалтерии, — произнесла и, столкнувшись с жестким взглядом Вероники Семеновны, поправилась: — У вас в бухгалтерии вводится новая должность… Вы, надеюсь, знаете…

— Еще бы не знать, когда я ее выбивала…

— Как вы смотрите, если управление кадров предложит вам кандидата из своего резерва?

— А нельзя ли поинтересоваться, о ком это управление кадров хлопочет?

— Есть кандидат, — Глафира Львовна извлекла из папочки листок по учету.

Главбух прочитала:

— Очеретяная Наталья. — С прищуром глянула на соседку: — Ну и фамилия…

— А что вам в этой фамилии не нравится? — резко распрямилась.

— Хотя вы правы, фамилия еще ни о чем не говорит… Образование экономическое… Опыта работы, — перевернула анкету, — нет…

— Так это разве главное? — подбоченилась Глафира Львовна. — Научим. Важно, чтобы человек хорошим был…

— Это уж точно… Только вот учить-то когда, работать надо…

— Вероника Семеновна, вы же тоже начинали…

— А почему управление кадров предлагает именно эту Очеретяную?

— Вы знаете, — засветилась Глафира, — эта девушка очень, ну, очень прилежная! Поверьте мне. Она прекрасно училась в школе. Пусть и не на отлично, но хорошо закончила университет. Она знаете как говорила: «Мама, ты чего хочешь: чтобы твоя дочь была к выпуску вся синяя, больная и с красным дипломом или румяная и здоровая, но с синими корочками?»

— Так это ваша дочь?

— А вы откуда знаете?

— Вы же только что сказали про маму…

— Ах да. Она — моя кровинушка… А что фамилия другая, так это по первому мужу, паскуднику…

Вероника Семеновна хотела спросить: чьему мужу, но уточнять не стала.

— Вы знаете, — по ее лицу пробежала нервная волна, — у меня, к сожалению, уже есть кандидат…

— И кто же?

— Какая разница!

— Огромная… Ваш родственник?

— Муж моей сестры.

Глафира Львовна ссутулилась и прошипела:

__ Что-то в управлении кадров об этом слышат впервые.

Смахнула анкету в папочку и, споткнувшись о ножку стула, вышла.

Лоб Вероники Семеновны покрылся рябью морщинок. Она подалась к окну и дернула рычаг фрамуги. Не знала, жалеть ли ей о скоропалительном отказе или нет. Не поспешила ли? Ведь для мужа сестры могла найти место и попозже. А эта Очеретяная, может, и на самом деле могла оказаться хорошим специалистом.

По мокрому подоконнику гулял на своих крошечных лапках птенец-репелок и стучал клювом по жести. Внизу подъезжали к банку и отъезжали машины.

Когда через четверть часа Веронику Семеновну пригласил к себе управляющий, где уже были Глафира Львовна и худющая крашеная блондинка в юбке-клеш с разрезом во все бедро, она все поняла и только укрепилась в своем прежнем решении.