Клиффорд Саймак - Почти как люди

Я положил бумаги обратно в ящик и снова подошел к вешалке. Подняв голову, я стал разглядывать полку, на которой выстроились шляпы, и вдруг заметил между шляпами какой-то предмет, похожий на картонку из-под обуви.

Не хранятся ли в ней еще какие-нибудь бумаги?

Став на цыпочки, я кончиками пальцев подтянул картонку поближе к краю, наклонил и снял с полки. Она оказалась тяжелее, чем я ожидал. Я отнес ее на стол, поставил над лампу и снял крышку.

Коробка была доверху наполнена куклами, и, однако же, эти фигурки не были куклами в полном смысле слова - в них не было той нарочитой искусственности, которая, по нашим понятиям, свойственна любой кукле. Передо мной лежали куклы, настолько сходные с людьми, что невольно напрашивался вопрос, не были ли они и в самом деле людьми, уменьшенными до четырех дюймов, причем так умело, что пропорции при этом абсолютно не были нарушены.

А на самом верху лежала кукла, как две капли воды похожая на того самого Беннета, который во время пресс-конференции сидел за столом рядом с Брюсом Монтгомери.

11.

Потрясенный, я остолбенело уставился на эту куклу. И чем больше я на нее смотрел, тем больше находил в ней сходства с Беннетом: передо мной был абсолютно голый Беннет, маленькая кукла Беннет, которая ждала, чтобы ее одели и посадили за стол заседаний. Он был настолько реальным, что я мог представить ползущую по его черепу муху.

Медленно, почти со страхом - словно боясь, что, прикоснувшись к кукле, я обнаружу, что она живая, я протянул руку к коробке и извлек из нее Беннета. Он был тяжелее, чем мне думалось, тяжелее обычной кукл размером в четыре дюйма. Я поднес его к лампе и окончательно убедился, что предмет, который я держал в руке, был точной копией живого человека. У него были холодные остекленевшие глаза и тонкие, плотно сжатые губы. Череп казался не просто лысым, а каким-то бесплодным, точно на нем сроду не росли волосы. У него было ничем не примечательное тело стареющего мужчины, уже дрябловатое, но еще в приличной форме, которая поддерживается регулярными физическими упражнениями и строго соблюдаемым режимом.

Положив Беннета на стол, я снова потянулся к коробке и на этот раз вытащил куклу-девушку - очаровательную блондинку. Когда я поднес ее к свету, у меня не осталось никаких сомнений: это была не кукла, а точная модель женщины со всеми анатомическими подробностями. Она до такой степени напоминала настоящую девушку, что, казалось, стоит только произнести некое магическое слово, и она оживет. Она была изящна и прелестна с головы до кончиков пальцев - ни одной нарушенной пропорции, ни тени гротескности или искусственности, которыми отличаются такого рода изделия.

Положив ее рядом с Беннетом, я запустил руку в коробку и принялся перебирать куклы. Их было довольно много - штук двадцать, а может, и все тридцать, - и они представляли разные типы людей. Тут были энергичные молодые бородачи и степенные пожилые дельцы, холеные красавчики с внешностью прирожденных маклеров, подтянутые деловые женщины, желчные старые девы, всевозможная конторская мелюзга.

Оставив всех их в покое, я вернулся к блондинке. Она меня очаровала.

Взяв куклу в руку, я снова осмотрел ее и, стараясь придать этому осмотру деловой характер, попробовал определить, из какого она сделана материала. Возможно, это была пластмасса, но если так, то я такой никогда не встречал. Она была тяжелой, твердой и одновременно податливой. Если надавить как следует, в ней образовывалась вмятина, но стоило отнять палец, как вмятина моментально исчезала. И в ней чувствовалось какое-то едва ощутимое тепло. Вдобавок ко всему у этого материала была одна странная особенность - он был настолько монолитным, что если и была у него какая-нибудь структура, то настолько мелкая, что рассмотреть ее было невозможно.

Я снова перебрал лежавшие в коробке куклы и убедился, что все они, без исключения, были выполнены одинаково искусно.

Я положил Беннета и блондинку в коробку и осторожно поставил ее обратно на полку между шляпами.

Попятившись, я обернулся, окинул взглядом контору, и от всего этого безумия у меня голова пошла кругом - от этих кукол, лежавших на полке, от ниши с одеждой, круговорота тьмы и холода в дыре и пачки документов, из которых следовало, что кто-то купил полгорода.

Протянув руку, я задернул занавес. Его половинки легко и почти бесшумно соединились, закрыв от меня кукол, одежду и дыру, но не безумие, которое осталось со мной. Я почти физически ощущал его присутствие, словно оно было тенью, которая неслышно двигалась во мраке, обступившем со всех сторон круг света под лампой.

Что делает человек, столкнувшись с невероятными и в то же время совершенно очевидными фактами? - спросил я себя. Ведь то, что я здесь обнаружил, несомненно, существовало: можно вообразить или, скажем, неверно истолковать что-нибудь одно, но все вместе никак не могло быть игрой моего воображения.

Я выключил лампу, и тьма, сомкнувшись, окутала комнату. Не снимая руки с выключателя, я замер и прислушался, но не услышал ни звука.

Я на цыпочках стал пробираться между столами к двери, и с каждым шагом во мне рос ужас перед какой-то неведомой опасностью - пусть воображаемой, но все равно страшной и неотвратимой. Возможно, этот ужас породила мысль о том, что здесь непременно должна была таиться какая-то опасность, что все найденное мною тщательно скрывалось и что по логике вещей здесь обязательно должно было быть какое-то защитное устройство.

Я вышел в коридор и, прикрыв за собой дверь в контору, с минуту постоял, прислонившись к стене. Коридор тонул во мраке. Свет горел только на лестнице, да в окна проникал слабый отблеск уличных огней.

Ни шороха, ни единого признака жизни. С улицы доносились приглушенные расстоянием гудки автомашин, скрип тормозов и веселый женский смех.

И вдруг по какой-то непонятной причине я почувствовал, что для меня очень важно выйти из здания никем не замеченным. Как будто это была игра, невероятно важная игра, в которой на карту было поставлено так много, что я не мог рисковать выигрышем, попавшись кому-нибудь на глаза.

Я прокрался по коридору и уже почти достиг лестницы, как вдруг почувствовал за собой погоню.

«Почувствовал» - это, пожалуй, не то слово. Потому что это было не ощущение, а уверенность. Не было ни шороха, ни движения, ни мелькнувшей тени - ничего, что могло бы меня предостеречь, - только этот прозвеневший в моем мозгу необъяснимый сигнал тревоги.

Обезумев от ужаса, я стремительно обернулся и увидел, что на меня мчится с огромной скоростью и совершенно бесшумно, словно по воздуху, нечто черное, человекоподобное.