Грег Иган - Лестница Шильда, роман

― Итак, за то время, что я был в пути, существенного продвижения на теоретическом фронте не достигнуто?

Янн упомянул бы о решающем прорыве в первую очередь, и такое достижение, очевидно, не имело места, но какие-либо обнадеживающие работы он мог и обойти вниманием.

Янн пожал плечами.

― Три шага влево, четыре вниз… Мы разрабатываем сложные зондографы и запускаем их через Барьер, надеясь извлечь какую-то информацию из продуктов распада. Иногда нам везет, и мы получаем надежный набор данных. Однако для сравнительной оценки конкурирующих моделей они не годятся. Слишком косвенны.

Сразу после катастрофы легко было выбирать из имевшихся кандидатов те наборы метаправил, что придавали одновременную устойчивость и старому вакууму, и новому. Но в эти дни основной проблемой теоретиков было губительное разнообразие возможностей. Спектр излучения Барьера помогал отбросить некоторые из них. Даже счастливая особенность Барьера — скорость ниже световой — стала в конце концов краеугольным камнем класса теорий, по которым выходило, что катастрофа просто изменила величины масс некоторых частиц и запустила старый, набивший уже всем оскомину процесс коллапса поля Хиггса.[32] В этом случае мимозанский вакуум был низкоэнергетической версией обычного, и для объяснения его физики следовало лишь подобрать верные значения нескольких параметров в старых уравнениях. Более и нательный анализ, однако, подтверждал точку зрения, многими принятую инстинктивно: любая разновидность вакуума, даже коллапсирующая таким образом, должна была вести себя одинаково н глазах любого наблюдателя снаружи. Принцип этот назывался лоренцевой инвариантностью[33] и восходил к эпохе, когда была опровергнута концепция мирового эфира.[34] Единственно подходящей скоростью распространения переходного процесса оставалась скорость света.

С тех пор, как «Риндлер» стал надежной платформой для экспериментального зондирования Барьера и не замедлил отправить на базу весть о том, что Барьер не является лоренц-инвариантным, богатство возможностей рассеялось, как дым. Как только появилась возможность проверять вновь сформулированные теории, все они были опровергнуты, за исключением только тех, что, уж слишком дурно скроенные, не предлагали никаких четких выводов. Такая неопределенность не обязательно была их недостатком. Вполне возможно, что долгожданное великое обобщение правил Сарумпета просто нельзя получить, руководствуясь единственным примером, где совместно рассматриваются стабильный вакуум и бледная тень его аналога. Разумней бороться с этим препятствием и искать путей его обхода, нежели повторно клюнуть на удочку иллюзорной безопасности.

Янн задумчиво проговорил:

― Мне кажется, что мы в любой момент могли бы оставить эти попытки перепрыгнуть через Барьер и приступить к воссозданию Квиетенера. — Он с энтузиазмом хлопнул в ладоши. — Несколько старомодных, тщательно продуманных экспериментов — и, о чудо, путь в сердце всего сущего открыт.

― Превосходная мысль. Почему бы не воплотить ее прямо здесь?

Второе семя нововакуума взошло бы в точке, стремительно летящей в том же направлении, что и любой беглец от первого. От него будет вдвое труднее скрыться! Сардоническое предложение Янна, однако, не лишено смысла, ведь описанный способ усугубить последствия катастрофы был отнюдь не единственным. Как бы осторожно и с какими бы целями ни ставится эксперимент, всегда можно наломать таких дров, что мало не покажется.

― Мы отошлем новый зонд в течение следующих двенадцати часов, — сообщил Янн. — Если тебе интересно, я его накачаю.

― Накачаешь чем?

― Ты сможешь полететь на нем.

―Э — э… — у Чикайи сжалось горло. — Ты хочешь сказать, что вы сами туда путешествуете? Лично?

― Вот именно.

― Но зачем!!

Янн рассмеялся.

― Ты меня спрашиваешь! Это ж ты один из них, плотский фетишист. Я думал, ты их лучше поймешь. Так здесь заведено, а я просто следую общим правилам.

Чикайя взглянул мимо собеседника прямо в жемчужно-матовое сияние, бесформенней любой виденной им в жизни тьмы. Глаза выискивали малейшие пятнышки мрака, на которых можно было бы передохнуть взору. Но все тщетно. Сияние Барьера заливало его поле зрения неопровержимой белизной.

И он верил, будто в этом свете можно выжить? Он считал, что Воплощенные должны прекратить бегство, оставить сопротивление и дружными шеренгами устремиться прямиком в эту слепящую пустоту?

Свет Барьера был всего-навсего поверхностным эффектом, обманчиво совершенной вуалью, под которой могло прятаться нечто столь же богатое формами и структурно сложное, как известная ему доселе Вселенная.

Он проговорил:

― С этим надо переспать.[35]

Из шестнадцати модулей «Риндлера» половина была отведена под жилые каюты. Корабль указал Чикайе местоположение его собственной, однако от подробной навигации он отказался, поскольку Янн изъявил желание его проводить.

― Сперва, — начал Янн, — я покажу тебе, где живу сам. Это по дороге, и я всегда буду тебе рад, если ты вздумаешь зайти в гости.

Жилые отсеки были разбросаны по многим уровням и размещались вдалеке от краев, откуда открывался вид на звезды. От этого возникала иллюзия пребывания в высотном здании. Когда они перебрались с лестничной клетки в нужный модуль, Янн прибавил шагу, быстро преодолел коридор и указал комнату.

Сердце Чикайи у пало. Каюта оказалась поделена на две секции узких коек шириной около метра и вполовину меньшей высоты. На некоторых койках уже лежали их безучастные хозяева. Между этими голубиными гнездышками он заметил ряды поручней, очевидно, чтобы обитателям было легче взобраться и пролезть на место.

Янн поймал его взгляд и молвил:

― Не так уж это и трудно, если привык.

И он тут же подкрепил свои слова личным примером, взобравшись по импровизированной лесенке на койку и плюхнувшись в ее гробоподобное лоно. Койка была пятой из восьми в своей секции.