Елена Романова - блок-пост

Отец забрал ребенка к себе в комнату. Мужчины вместе заботились о ребенке до утра. Дама слышала разговор братьев, доносившийся из-за закрытой двери. Эрик уговаривал брата "выгнать эту стерву к чертям собачим, пешком и босиком". Ник отказывался – он считал, что Эгле пропадет без него: "она такая беспомощная", и он все еще любил ее. Этот факт грел душу женщины. Она знала, что пока муж ее любит, она может спокойно вить из него веревки, и при этом ничего не опасаться.

Эгле была уверена, что Ник позлится на нее день другой и все равно простит любимой женушке все обиды. Куда он денется! Ей нечего боятся ни Эрика, ни кого-то еще.

– Ну, как знаешь, брат. Если тебе нравится пресмыкаться перед ничтожеством, то это твое личное дело. Это ваша жизнь. Но издеваться над ребенком я не позволю, – сказал Эрик и быстро вышел из дома.

Утром малыша отвезли в больницу, где не одни сутки боролись за его жизнь. Потом еще очень долго выхаживали. Отец буквально ночевал в больнице, неистово молился, чтобы мальчик поправился, приставал к врачам, просил объяснить, что происходит с ребенком, чем его лечат. Он казнил себя за то, что доверил ребенка женщине, которая сама нуждается в няньке. Мужчина искал себе оправдания и не находил.

Дошло до того, что врачам пришлось лечить еще и папу, который сам заболел от переживаний. Молодая мать ни разу не появилась в клинике и даже не поинтересовалась по телефону состоянием своего сынишки.

Когда муж не вернулся из больницы, Эгле впервые в жизни стало по настоящему страшно. Особенно, когда позвонил Эрик, и в довольно резких выражениях, объяснил невестке, кто она есть, и что из-за нее произошло. Женщина испугалась, что ее муж может умереть. Тогда никто ее не защитит от разъяренного деверя. В том, что месть будет ужасно, бедняжка не сомневалась. Красавица предпочла затаиться:

– Все только и ждали, чтобы сдать меня в полицию, – вспоминала она, спустя много лет.

– Вам было не жалко? Из-за Вас ребенок мог умереть!

– Я тоже могла умереть из-за него при родах! Почему об этом никто не вспоминает?

– Это не дает права издеваться над ребенком! Вас никто не принуждал давать ему жизнь.

– А надо мной издеваться можно было?!

Колдунья поняла, что с этой женщиной дискутировать на эту тему совершенно бесполезно. Эта принцесса была так уверена в своей правоте, что убедить в чем-то эту избалованную семилетнюю девочку с телом взрослой женщины практически невозможно. Приезжая красавица продолжала свой рассказ.

Женщина-врач, которая выхаживала маленького Ника, оказывается, так ждала этого звонка, чтобы лично высказать горе-мамаше, что о ней думают она сама, юридические и божеские законы. А полицейские ждали первой возможности, чтобы арестовать мать-садистку. Все врачи, медсестры, полицейские и просто посетители настойчиво советовали Нику развестись с такой женой, подать на нее заявление в суд.

Но не мог Ник просто так выгнать из дома женщину, которую он все еще любил. Она, конечно, заслужила того, чтобы ее с позором изгнали из страны, предварительно продержав несколько лет в тюрьме. У никсов, к великому счастью для Эгле, не было принято жаловаться властям на своих женщин. Даже на тех, которые были очень виноваты. Правда, законы тинга разрешали мужу жестоко наказывать жену, даже убить провинившуюся. Ник не стал пользоваться этим правом. Он очень сурово, как ему показалось, поговорил с женой, и та сделала вид, будто искренне раскаялась и пообещала исправиться. Но муж больше ей не доверял.

Пришлось Нику нанимать нянечку для сына. Сытый, ухоженный и обласканный младенец сразу стал набирать вес, быстро расти и развиваться. Эгле очень задевало то, что мальчишка всегда радовался, увидев нянечку, ее жениха, или отца с дядей. Он оживлялся, радостно вскрикивал, и тянулся ручками. А при виде матери корчил недовольную гримасу и заходился в плаче. Немного подумав, дамочка решила, что все к лучшему.

Женщина с радостью переложила все заботы о сыне на молоденькую девушку и ее жениха, – он приходил за компанию с нянькой. И вернулась к своим любимым занятиям – курить как паровоз, пролеживать диван и жаловаться на скуку и злого мужа маме и Вильнюсским подругам по телефону. Раз в неделю мамаша заходила в комнату сына, который уже перестал от нее шарахаться, чтобы посюсюкать с ним минут пятнадцать. На большее ее не хватало. На этом ее занятия заканчивались.

Кроме одного – деградировать…

После возвращения из больницы муж, казалось, целую вечность с ней не разговаривал, все время проводил с сыном. Супруг выдавал ей деньги, возил за покупками, но не было в его глазах прежнего обожания.

Через некоторое время Ник опять стал уделять своей жене больше времени, опять их закружил ураган страсти. Эгле подозревала, что этот Ник задумал завести еще одного ребенка, чтобы крепче привязать женщину к себе.

– Вы же понимаете, что это глупо! – с усмешкой сказала красавица, продолжая свой рассказ.

– Конечно, глупо – согласилась с ней Хильдегарда – только влюбленный мужчина слушает не голос разума, а зов сердца. Он до последнего момента надеется на лучшее.

Капризы Эгле не прекратились, она по-прежнему орала на няньку в отсутствие мужа, проигрывала все большие суммы в карты привокзальным шулерам в городке (до казино было слишком далеко ехать), по-прежнему брезговала сыном. Изнывая от безделья, дамочка продолжала деградировать. Даже внешне.

Однажды взглянув в зеркало, молодая мать ужаснулась. К приходу мужа макияж был наложен. Красивый дорожный костюм надет. Отцепив от костюма ручки отчаянно верещавшего сына, Эгле ушла, чтобы не возвращаться. "Я люблю вас, похоронить себя в такой дыре может только полное ничтожество", – заявила она изумленной няньке. Ребенок заходился в плаче.

"Пусть плачет, пусть плачет, о нем не тоскую"- крикнула Эгле с того берега опешившему от ее выступления мужу.

Ник приехал в Вильнюс просить жену вернуться, но его не пустили на порог. "Любящий папа жены" встретил его за воротами шикарного особняка. Эгле сидела в коротком халатике на балконе – желанная и недоступная. "Не вспомню ни на одну минутку, ни старших, ни младших не в люльке малютку", – продекламировала красавица отрывок из датской баллады, улыбаясь "на тридцать два зуба".

В этом произведении семнадцатого века рассказывалось как девица легкого поведения по имени Агнетте, бросила своих детей и, вдобавок, обворовала своего мужа – унесла из дома все ценности. Ситуация была схожая – красавица Эгле тоже сумела прихватить несколько весьма дорогих вещиц, ей не принадлежавших. Конечно, эти безделушки не сравнятся по стоимости с золотой арфой, но: с паршивой овцы – хоть шерсти клок!