Елена Хаецкая - Космическая тетушка

Технические службы космопорта относились к Хугебурке более сочувственно – по крайней мере, на словах; но там не было мест и никого не требовалось временно подменить.

В конце концов он набрал в рабочей столовой объедков и черствых булок и вернулся на «Ласточку».

– Сволочи, – сказала Бугго, уплетая. – Почему вы всегда оказываетесь правы?

– Потому что они сволочи.

Она поглядела на него искоса.

– А вы остроумец, да? Как насчет здешних сельских жителей? Раз вы все так точно угадали, нам нужно будет продержаться довольно долго.

– Я уже спрашивал. Крестьяне не берут к себе чужих. Близко не подпускают. Особенно – другой расы.

– Отчасти они правы, – вздохнула Бугго.

Хугебурка смотрел на нее затуманенно и думал, как в полусне, сразу о нескольких вещах. Например, о том, что она ни разу не предложила ему оставить ее, «идти своей дорогой». Ему нравились люди, обделенные патетикой.

– Интересно, – жуя проговорила Бугго, – кто у них свой человек в банке?

– Какая разница? Какой-нибудь мелкий упырек.

– Информация о вкладах считается конфиденциальной… Когда «Ласточка» будет нашей, я хотела бы привлечь его к суду.

– А вот в тюрьме я еще не был! – спохватился Хугебурка. – Может, там возьмут охранником.

Бугго вдруг подпрыгнула на одеялах, окатив себя и собеседника острой вонью химикатов, прокашлялась и быстро заговорила:

– Все, дружище, все – они попались. Еще несколько дней лопаем огрызки. Завтра я с вами пойду. Сошью из одеял халат, что ли. Нужно побольше бедствовать – так, чтобы все видели. Денег в долг просить не будем.

– Лучше так просить, чтобы не дали, – предложил Хугебурка.

– О! – обрадовалась Бугго. – Вы и это умеете?

Хугебурка вздохнул. Бугго беспечно махнула рукой. Ее глаза сияли, длинные белые ресницы плавно извивались, когда она быстро, восторженно моргала.

– Дней через пять, не раньше, мне понадобятся нелегальные деньги. Такие, чтоб никто не знал. Украдите, только так, чтобы не попасться, или еще как-нибудь. Ясно?

– Яснее устава строевой службы.

– Все! – вскрикнула она. – Еще неделя, самое малое, – и «Ласточка» наша, наша!

Она поцеловала трап, возле которого сидела, счастливо вздохнула, закинула руки за голову.

– Терпеть не могу шить, – пробормотала она. – А ножницы на корабле есть?

За следующую неделю бывший капитан «Ласточки», облаченная в фантастический халат с прорехами, босая, с язвами от ожогов на обнаженных руках, успела побывать повсюду в космопорту «Лагиди-6». Видели, как она скандалит в барах, где ей отказывались наливать в долг. Замечали ее, копающуюся в мусоре возле рестораций. Спотыкались об нее, спящую на пороге гостиницы или в переулке. Она выглядела то ли хронически пьяной, то ли обезумевшей. Иногда садилась на корточки посреди тротуара и принималась раскачиваться из стороны в сторону, монотонно напевая какую-нибудь слезливую песню и прерываясь только затем, чтобы схватить прохожего за ногу и грубо потребовать денег, а после отказа залиться хохотом.

Говорили о ней разное. Что она убила своего старшего помощника (его действительно в последние дни не встречали) и на этой почве утратила рассудок. Что это – последствия укусов дэрису. Что она попросту спилась.

«Каждое утро я опасаюсь найти бедняжку мертвой, – делилась откровениями на местном канале стереовидения кастелянша гостиницы «Кольцо». – Конечно, меня пугает эта женщина, но, по-моему, она не так агрессивна, как представляют многие. Во всяком случае, два раза я выносила ей хлебные корки».

«Женщины опускаются на самое дно жизни быстрее мужчин, – авторитетно комментировали специалисты. – И это падение, в силу женской физиологии, является безвозвратным. Толчком может послужить любое потрясение, и если имелась изначальная предрасположенность психики…»

Все это было увлекательно и страшно щекотало нервы. Иногда Бугго настолько возбуждалась, что все тело у нее начинало чесаться от предвкушения. Со дня на день она ждала теперь появления Хугебурки с деньгами.

Хугебурка побирался совершенно другим способом. Преимущественно он околачивался возле баров, высматривая кого-нибудь подходящего из прежних собутыльников, но все они, к несчастью, слышали о дэрису и старались поскорее отделаться от знакомца – вдруг он все еще заразный? Требовался некто совершенно неожиданный.

Повезло на третью ночь, когда из «Подзарядись!» шатаясь выбрался человек на костылях. Он сделал несколько шагов, невнятно выругался и упал бы, если бы Хугебурка его не подхватил.

– Эй! – воскликнул Хугебурка, осененный догадкой (точнее сказать, это было озарение). – Калмине Антиквар! Как статус? Я слыхал, ты погиб.

– Уфели – в лепешку, – сказал Антиквар. – Все, приземлился.

– Вечная память, – строго молвил Хугебурка, подавая Антиквару упавший костыль.

– Тьфу! – вскричал Антиквар. – Говноног! Говорил ему… А теперь – все, приземлился.

И он заплакал. Хугебурка обнял его за плечи, и так, хромая и рыдая, они добрались до пансиона, где Антиквар снимал комнату. Там и заснули.

Утро потребовало объяснений, хотя бы минимальных. Хугебурка назвался приятелем покойного Уфели и посетовал на зря выброшенные семь сотен с полбочкой экю.

– Тьфу! – сказал Антиквар и больше ни о чем не спрашивал.

Они опохмелились и съели приготовленные Антикваром тушеные овощи. После трапезы, включив по стереовизору «Утренних бабочек», Антиквар некоторое время сыто молчал и о чем-то содержательном думал, после чего заговорил так:

– Слушай, Хуга. Есть одно дело. Мы с покойным Уфели… Тьфу! Ладно. Слушай. Слыхал про ланалго?

– Работорговцы? – уточнил Хугебурка.

Калмине Антиквар сильно сморщился.

– Никогда так не говори, понял? Ланалго. Все просто. Есть тюрьма.

– Ну, – сказал Хугебурка, потому что Калмине выжидающе замолчал.

– Ну, ну. Есть тюрьма. Понял? У меня друг.

– Охранник?

– А, понял! – Антиквар встал, налил себе немного выпить, поболтал стаканом перед глазами у собеседника. – Хочешь? Ладно. Все просто. Четырех человек завтра списывают.

– В смысле?

– В смысле – инъекция. Смертная казнь.

– Ненавижу смертную казнь, – сказал Хугебурка. – Одно дело, я понимаю, в драке – а так…

Калмине Антиквар сильно хлопнул его по спине и закричал:

– Именно! Мы их того. И продадим. Ланалго знают. Ждали еще на той неделе, а тут петиции, кассации, то, се…

– Бюрократы, – сказал Хугебурка.

– Ну. Ты понял. Акт подмахнут, а мы их – в транспорт и к ланалго.

– Почем работа?

– По двадцать пять за голову. Сто экю. Пополам. Поможешь?