Дэвид Брин - Бытие

Артефакт, если он изготовлен человеческими руками, казался размером с бейсбольный мяч, продолговатый вдоль одной из осей. Может, мяч для американского футбола. А может, и сосулька. Но водяной лед при прямой возгонке должен выделить газ.

Вообще-то тут цвета, которых Джеральд никогда не видел.

– Ничего не узнаю с такого расстояния. – Джеральд вздохнул. – Наверно, меня все равно уволят. Можно повозиться с этой чертовой штуковиной.

Джеральд приказал маленькому роботу приблизиться, проползти вдоль петли до самого конца, направив фонарь в одну сторону, потом в другую. Он понимал, что в любую минуту может позвонить Акана и приказать ему прекратить.

Хачи встревоженно забормотал и вскарабкался на плечо Джеральду.

Никаких уловимых следов магнитных или электрических полей. Тем не менее эта штука как будто реагирует на изменение освещенности. И это не просто эффект отражения. Вот! Эта часть продолжала светиться больше секунды после того, как над ней прошел луч прожектора!

На самом деле отражательная способность поверхности меняется со временем.

Не только со временем, но и на разных участках поверхности объекта. С каждой минутой смена отражающих и поглощающих свет участков учащается, и сами участки очерчиваются все четче. Он подтвердил это наблюдение анализом двух последовательных изображений. Значит, это не субъективное впечатление, не плод его воображения.

«Надеюсь, Акана видит эти данные, – подумал он, – а не только то, что я слишком вольно толкую ее приказы».

Он отдал новое распоряжение краулеру – сократить оставшееся расстояние вдвое. Вскоре оба прожектора и камера разглядывали объект гораздо подробнее. Точнее, видимую его часть. Больше половины объекта закрывали побитые пальцы хватателя, поэтому Джеральд сосредоточил внимание робота на видимых частях.

Черт побери, его поверхность сильно отражает. Я могу даже разглядеть отражение краулера в той части, которую мы видим. Не только прожекторы, но и корпус камеры…

Стараясь разобраться в меняющихся показаниях спектрометра, Джеральд резко отпрянул, когда поверхность перед ним внезапно развернулась, разгладилась, превратившись в зеркало, и послала луч света прямо в линзы камеры, ослепив оптический прибор. Теперь ничего нельзя было различить.

Джеральд приказал уменьшить чувствительность и с облегчением вздохнул, когда диагностика показала, что слепота временная. Спектральные пятна постепенно поблекли, и картина приняла привычный вид. Продолговатый объект блестел, но перестал отражать свет; он по-прежнему находился в пальцах хватателя петли. Джеральд постарался успокоиться, унять бешеное биение сердца. На мгновение ему показалось, что нападение намеренное!

И, словно по сигналу, послышался чистый, ясный звон. Сообщение с Земли, от генерала Аканы Хидеоши.

Джеральд напряженно размышлял. Есть способы подстроить то, что он сейчас видел. Умные материалы можно запрограммировать так, что они будут менять отражательную способность, имитируя вогнутую поверхность. Однако для этого требуется ир, в особенности при быстром ответе на стремительно меняющийся внешний сигнал. Объект каким-то образом ощутил присутствие краулера и откликнулся на это.

Понимая, что у него остались считанные мгновения, он приказал краулеру проделать остаток пути.

«Джеральд Ливингстон, какого дьявола вы там делаете?» – ворвался ее голос. Обернувшись, Джеральд увидел, что Акана появилась на одном из экранов. Когда-то можно было игнорировать звонки босса, если очень хотелось. Теперь босс присутствует всегда.

– У него есть способность чувствовать и отвечать, – сказал Джеральд. – И он контролирует свою поверхность.

«Тем больше оснований проявить осторожность! Чуть более точный фокус, и он сжег бы оптику краулера. Эй, вы что, подводите его еще ближе?»

Джеральд слегка пригасил прожекторы – на случай если объект снова превратится в зеркало, – но приказал протянутой руке выдвинуть камеру. Теперь он отчетливо видел, что у образца чрезвычайно гладкие бока, хотя с одной стороны есть несколько выступов неизвестного назначения. Джеральд не мог точно определить, где проходят границы объекта и начинается чернота космоса. Скользящие отражения искажали поле звездного света и отраженного света Земли, создавая волнообразный эффект, мешавший человеческому восприятию. Даже анализ изображения давал нечеткие очертания.

В ближайшей изогнутой поверхности прямо в центре Джеральд видел отражение краулера, как в комнате смеха, хотя логотипы на корпусе камеры читались: «НАСА», «БЛиНК», «Кэнон».

«Джеральд, это… Я не могу этого разрешить».

Он чувствовал, что в Акане борются противоположные стремления: любопытство против опасений за карьеру. Он не мог ее упрекать. Астронавтов учат верить в процедуру. Астронавт должен быть взрослым в энной степени.

И я таким был – жил по приказам.

Когда я изменился?

Об этом можно будет подумать позже, а сейчас он заставил краулер преодолеть оставшееся расстояние и поднять манипулятор.

– Вы по-прежнему считаете, что это кусок космического мусора? – спросил он генерала на экране; теперь вокруг женщины теснились другие члены команды. Все зачарованно смотрели черными зрачками и жестикулировали. Ганеш и Салех бросили свои дела, турист сеньор Вентана стоял за ними.

«Хорошо, хорошо! – признала наконец Акана. – Но не торопитесь. Мы отменим сброс, но я хочу, чтобы вы отвели краулер на несколько метров. Немедленно. Пора пустить…»

Она замолчала, потому что изображение снова изменилось.

Ближайшая сторона объекта – на ней по-прежнему виднелось отражение корпуса камеры – словно покрылась рябью. Картинка еще больше исказилась. А затем, хотя линзы продолжали нацеливаться на центр картинки, буквы логотипов компаний начали меняться местами.

Одни двинулись влево, другие вправо. Одно «А» из двух в НАСА перепрыгнуло через «О» в «Кэнон». «Л» в БЛиНК повернулось в одну сторону, потом в другую, отбросив с пути «и».

Вопреки ожиданиям Джеральда новые слова не сложились, но буквы продолжали движение – перемещались, переворачивались, повертывались вниз головой, потом обратно, налетали друг на друга… в причудливом танце. Пришлось закашляться, чтобы подавить неожиданное стремление расхохотаться при виде этого безумного балета.

Кто-то из штаба Аканы с поразившей Джеральда сообразительностью произнес:

«Символы.

Он говорит нам, что распознает символы.

Но в таком случае почему не сказать что-нибудь?»