Сергей Лукьяненко - Фантастика 2006. Выпуск 2

Или найти постоялый двор, отдохнуть, сходить в баню, купить чистую одежду — чтобы выглядеть достойно со-герцога в изгнании?

Сложный вопрос… Согласно хроникам, некоторые благородные люди в его положении не считали нужным наводить лишний лоск: так и шли — грязные, оборванные и окровавленные, чем подчеркивали серьезность своего положения. Но другие изгнанники предпочитали привести себя в порядок, чтобы показать: дух их не сломлен, а благородство неизменно…

Раздумья Трикса прервало появление двух молодых людей, явно из богемы, похожих друг на друга, будто братья. Юношам было лет по шестнадцать-семнадцать, одеты они были в штаны из зеленого вельвета, кружевные батистовые рубахи и короткие курточки из коричневого бархата. Завитые белокурые локоны выбивались из-под шапочек, из которых торчало по три перышка: красное, синее и зеленое. У обоих в руках были папки, набитые бумажными листами, а из нагрудных карманов разноцветной гребенкой виднелись цветные карандаши. Даже Трикс без труда опознал в них подмастерьев из славной гильдии художников.

Мимолетно глянув на Трикса, юноши присели рядом и откупорили кувшинчики — то ли с водой, то ли с легким вином.

— Жаль, времени было мало, — огорченно сказал один из юношей. — Я только-только сумел палача набросать…

— Ничего, я самозванца рисовал, — похвалился второй, делая большой глоток. — Перерисуешь.

Утолив жажду, они раскрыли папки и стали разглядывать рисунки друг друга. Любопытствуя, Трикс вытянул голову, вглядываясь в эскизы. Его движение заметили, но подмастерья оказались славные ребята и ругаться не стали. Напротив, развернули рисунки в его сторону.

— Здорово! — сказал Трикс, чувствуя, что обязан выступить в роли благодарного зрителя, и облизнул липкие от сладостей пальцы.

Впрочем, эскизы и впрямь оказались хороши. На одном листе быстрыми взмахами толстого угольного карандаша был набросан силуэт палача — голого по пояс, широкоплечего, в закрывающем лицо колпаке и с вьющимся змеей кнутом. Колпак и кончик кнута небрежно выделены красными штрихами. Кого лупил палач — непонятно.

На другом эскизе был изображен мальчишка-подросток, лежащий на животе, с исполосованной кнутом спиной. Жертва одновременно орала, ревела и гримасничала.

— Мне тоже нравится, — скромно сказал автор эскиза. — Жаль, пороли недолго, регент сегодня добрый.

— А что с ним сталось? — спросил Трикс, преисполняясь к выпоротому невольным сочувствием.

— Десять ударов кнута — и три года вразумительных работ. То ли на рисовые поля отправили, то ли подпаском на дальние выгоны. Я же говорю: регент добрый был.

— А за что его?

— Самозванец, — подмастерье, нарисовавший палача, сплюнул за парапет. — Приперся сегодня с утра к дворцу и стал кричать, что он, со-герцог Трикс Солье, молит регента о защите и помощи.

— Так ему и надо, самозванцу! — свирепо сказал Трикс. — Регент его сразу раскусил, верно?

— Да регент к нему и не выходил, — подмастерье засмеялся. — Все знают, малолетнего Трикса зарубили, когда он покушался на Дэрика Гриза. Сам Дэрик и зарубил. Так что регент сразу объявил: каждого, кто назовет себя чудом спасшимся Триксом Солье, пороть кнутом и отправлять на вразумительные работы. Говорят, таких хитрецов уже по всему королевству встречают…

Трикс молчал, не в силах произнести ни слова. Уши у него пылали. А подмастерье, не замечая его реакции, мечтательно произнес:

— Эх, жаль меня там не было… Говорят, со-герцогиня госпожа Реми Солье все законы Высокой Смерти соблюла! Облила себя светильным маслом, подожгла, потом кинжал в сердце воткнула, а вдобавок еще из окна башни выпрыгнула! Вот бы такое увидеть и нарисовать: как герцогиня, объятая свирепым пламенем и пронзенная острой сталью, с изменившимся лицом падает из окна! Я бы картину назвал «Пылающая аристократка». Нет, лучше «Смерть со-герцогини Солье, или Кто падает из окна»!

Бац!

Кулак Трикса ударил подмастерье в челюсть. Зубы у парня клацнули, он слетел с парапета и упал спиной на мостовую. Кувшинчик в его руке разлетелся, бледно-розовое, разведенное водой вино брызнуло во все стороны.

— Ты чего?! — закричал второй художник, отступая от Трикса на пару шагов. — Ума лишился?

Как правило, подмастерья рады подраться. Но эти двое оказались натурами слишком артистическими, способными любоваться поркой маленьких самозванцев или падением пронзенных и горящих герцогинь, но никак не опускаться до потасовки.

— Вот бы увидеть?! — кричал Трикс, бесстрашно наступая на двух парней, куда старше и крупнее его самого. — Вот бы увидеть, да?

— Псих… — держась за челюсть, пробормотал юный художник. — Я стражу позову!

— Я тебя вызываю на дуэль! — закричал Трикс, шаря рукой у пояса. Увы, у него не было ни меча, ни кинжала, так что со стороны его движения выглядели так, будто он пытается подтянуть сползающие штаны.

Видимо, эти нелепые движения придали подмастерьям храбрости. Небитый помог битому подняться. Тот сплюнул красным, пошатал пальцем зубы, после чего засучил кружевные обшлага и отважно двинулся к Триксу. Следом сделал шаг и его друг.

Но драки не вышло.

Из густеющей вокруг драчунов толпы вышел и встал между подмастерьями и Триксом седой кряжистый человек в моряцком бушлате. Один его глаз прикрывала аккуратная черная повязка, что делало мужчину похожим на старого пирата из детской книжки. К тому же он прихрамывал, на лице его было несколько давно заживших шрамов, а на поясе висел абордажный тесак, какой на суше позволялось носить лишь офицерам.

— Суши весла, юнги! — мужчина смерил подмастерьев строгим взглядом, а Триксу погрозил пальцем. — Что за птичий базар?

Выглядел мужчина так живописно, что и Трикс, и подмастерья замерли.

— Этот… эта свинья… — подмастерье указал на Трикса, — ударил меня по зубам!

— Если свинья, то «ударила», будь последовательным, — одноглазый поморщился. — А что скажешь ты, забияка?

— Он оскорбил ма… — Трикс запнулся. — Оскорбил со-герцогиню Реми Солье!

— Ничего я ее не оскорблял! — возмутился подмастерье. — Храбрая тетка, я бы ее в героическом полотне отобразил!

Трикс опять рванулся вперед и был пойман твердой рукой одноглазого.

— Так! — сурово сказал мужчина. — Я вас выслушал и все понял. Слушайте мое решение!

Голос его был так убедителен, что никто даже не поинтересовался, как можно все понять из сумбурных объяснений и кто вообще дал право одноглазому моряку выносить какие бы то ни было решения.

— Ты, — моряк выхватил свой тесак и свирепо указал им на побитого художника. — Ты неуважительно высказался об аристократке. За это и пострадал!