Всё, что необходимо для смерти - Анастасия Орлова
— Мне больно… очень… больно.
— Я знаю, — мужчина умылся снегом, и исцарапанное еловыми лапами лицо стало саднить с новой силой.
— У вас же есть револьвер, сэр?
— Да пошёл ты!
— Я бы пошёл…
Винтерсблад присел на корточки, посмотрел в глаза Медине.
— Я тут пуп себе рву, а ты вертел на кардане все мои усилия и намекаешь, что лучше бы сдох?
— Нет, сэр.
Офицер кивнул, поднялся и вновь взялся за шинель.
— Зачем… зачем вы вернулись за мной, сэр? — с видимым усилием произнёс Медина. — Устав запрещает… в таких случаях.
— Не хотел потом объясняться с твоей безумной бабкой, — бросил Винтерсблад, — и помолчи уже! Язык не работает, а всё «сэр» да «сэр»! Обсэрился весь, — и он поволок раненого дальше.
Он не помнил, как набрёл на патруль Распада. Или патруль набрёл на них? Медина не помнил и подавно — он уже был без сознания. Но ещё жив.
— Столько времени прошло, но никаких признаков некроза я не вижу! — удивился хирург, готовя офицера к операции. — Молодому человеку очень повезло с боевым товарищем, который явно знал, что делает.
***
Часы пробили четыре утра. Самое отвратительное время: засыпать уже поздно, а бодрствовать рано. Яростно драю противень, чтобы запечь третью по счёту курицу на завтрашний праздник Дня рождения императора. Первую я сожгла. Вторую пересолила. Эта — последняя. Если умудрюсь испортить и её, мы с Аддерли будем ужинать крекерами. Бедный милый Джеймс, он такого не заслужил! Если бы не он, если бы не наши долгие разговоры обо всём на свете, в госпитале я бы свихнулась. Правда. Теперь я дома, но бессонница по-прежнему мучает меня; в груди, словно комок слизи, застряло непонятное беспокойство, а штанина форменных брюк не лезет поверх повязки на сломанной ноге. Придётся прибегнуть к платью. А с ним и к корсету. Не носила их так давно, что даже не помню, как правильно надевать эти штуки!
Противень отчищен от последствий инквизиции предыдущей курицы, моя новая жертва уложена на него посреди долек яблока, кружков апельсина и ягод клюквы, словно древний северянин перед погребальным обрядом. Выглядит весьма нарядно. Будем надеяться, этой несчастной повезёт закончить свой бренный путь в наших желудках, а не в ведре с помоями. Открываю духовку, балансируя на костыле, аккуратно беру противень… Чёртова подпорка выезжает из-под моей руки, я теряю равновесие, падаю вслед за костылём на бок и едва успеваю прикрыть голову руками, чтобы защититься от летящего на меня противня. Рядом смачно шлёпается куриная тушка, клюква раскатывается по всей кухне. «Да чтоб тебя!» — кричу в голос и запускаю в стену уже пустой железной посудиной. Раздаётся и медленно затихает оглушительное «бам-м-м!», а я рыдаю от бессилия и злобы.
Некоторое время мы лежим посреди кухни, осыпанные фруктами: я и моя несчастная третья курица. В открытой духовке умиротворяюще горит огонь. Я потихоньку успокаиваюсь, вытираю слёзы и вспоминаю, что не сполоснула руки после того, как посолила чёртову птицу. Слишком поздно! Глаза немилосердно жжёт, слёзы припускают с новой силой. Да чтоб тебя! Да чтоб тебя, Винтерсблад!
***
— Ух ты! — Аддерли замер на пороге с бутылкой игристого вина в руках, разглядывая Скади. — Ну ничего себе!
— Не преувеличивай, Джеймс, — на ней было изумрудное шёлковое платье с открытыми плечами и прозрачными рукавами, в золотистых волосах поблёскивали украшенные камушками шпильки, а румянец окончательно стёр с лица обычную строгость.
— Хотел для начала поздравить тебя по уставной форме, но язык не поворачивается назвать эту фею «господином подполковником», — растерянно улыбнулся Аддерли.
— Не припомню фей с клюкой, — усмехнулась Скади, — по-моему, это атрибут другого персонажа, — женщина кивнула на свой костыль, который Джеймс сперва даже не заметил.
— Погоди, — он сунул ей в свободную руку вино и вышел за порог. — Ты что, не украсила дом к празднику? — раздалось из-за двери.
— Дже-е-еймс! — со вздохом протянула Грин, постучав костылём по полу.
— Ах, да, прости! — через минуту он вернулся с куском бумажной гирлянды. — Надеюсь, твои соседи не будут против?
— Подполковник Аддерли, ты спёр соседскую гирлянду? — изумилась Скади, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.
— У них ещё осталось, — Джеймс обмотал костыль украшением, — вот, теперь совсем другое дело! И даже по цвету идёт к твоему платью. А вообще, лучше так! — он отставил нарядный костыль к стене и подхватил женщину на руки. — Куда прикажете, мэм?
Мужчина усадил Скади в кресло, снял шинель и перчатки.
— Что случилось? — удивилась Грин, глядя на разбитые костяшки Аддерли. Он был не из тех, кто готов махать кулаками по любому поводу.
— А, не стоит внимания, — офицер чуть замялся. — В прошлом бою нас взяли на абордаж, трое солдат прорвались в гондолу управления. Всё нормально, я, как видишь, не пострадал. И мы их сделали, так что… М-м-м, это курица в апельсинах? — он неуклюже перевёл разговор на другую тему.
— Да. И вот она как раз настрадалась.
Несчастная курица оказалась на удивление вкусной. Мы ужинали в полумраке моей маленькой гостиной, освещённой лишь огнём в камине. Блики пламени плясали на столовых приборах, кружились в бокалах среди пузырьков игристого, отражались в грустных и нежных глазах Джеймса. Мы говорили о какой-то ерунде, и непонятная тяжесть, поселившаяся в моём сердце в последние месяцы, почти оставила меня. Мне было легко, уютно и спокойно. Пока часы не пробили половину третьего ночи, и Джеймс не засобирался домой.
— Спасибо, Скади! Я знаю, ты не любишь этот праздник, но сегодняшний вечер… он был лучшим для меня в этом году, — Аддерли улыбнулся, — а теперь отдохни, ладно?
Мы стояли в прихожей. Он застегнул шинель, взял со столика перчатки и фуражку, наклонился, чтобы поцеловать меня на прощание. Его губы коснулись моего лба.
Сейчас я закрою за ним дверь и вновь останусь в пустоте своего дома. Выключу свет, проковыляю на второй этаж, в спальню, и проведу там несколько мучительных часов в ожидании рассвета. Только я и тишина. И то, что в этой тишине прячется. Невидимое глазу, оно наблюдает за мной, дышит в спину и ждёт удобного момента, чтобы
