Ким Робинсон - Зеленый Марс
Но пришел день, когда конец кабеля – с соплами, работающими, чтобы удерживать его положение под порывами сильных ветров, – опустился через дыру в крыше бетонированного бункера и закрепился в предназначенном для него вороте. Теперь ниже ареосинхронной точки кабель притягивался к Марсу его собственной гравитацией, а часть, расположенная выше, пыталась следовать Нью-Кларку в его центробежном полете прочь от орбиты; и углеродные нити кабеля выдерживали напряжение, вся конструкция вращалась с той же скоростью, что и планета, возвышаясь над горой Павлина в колеблющейся вибрации, что позволяло ей уклоняться от Деймоса. Все это по-прежнему контролировалось компьютером Нью-Кларка и длинной батареей ракет, развернутой на углеродной нити.
Лифт был возведен заново. Некоторые капсулы поднимались по кабелю с одной стороны горы Павлина, некоторые – спускались от Нью-Кларка с другой, обеспечивая противовес и значительную экономию энергии, необходимой для операции. Космические корабли приближались к космопорту Нью-Кларка, откуда их выстреливали как из пращи. Стало намного легче покинуть гравитационный колодец Марса, и его сообщение с Землей и другими объектами Солнечной системы стало менее затратным. Казалось, будто вернулась на место однажды обрезанная пуповина.
Он жил идеально обыденной жизнью, когда его вытащили и послали на Марс.
Вызов пришел в виде факса, появившегося из его телефонного аппарата в квартире, которую Арт Рэндольф снял всего месяцем ранее, после того как его жена решила разводиться по суду. Факс был коротким: «Дорогой Артур Рэндольф, Уильям Форт приглашает вас посетить частный семинар. Самолет вылетает из аэропорта Сан-Франциско в девять утра двадцать второго февраля 2101 года».
Арт с удивлением уставился на бумажку. Уильям Форт был основателем «Праксиса», транснациональной корпорации, которая несколько лет назад приобрела компанию Арта. Форт был очень стар, и теперь его пост главы был чем-то вроде почетной должности на неполный день. Но он до сих пор проводил частные семинары, которые пользовались дурной славой, несмотря на то, что о них мало что было известно. Поговаривали, что туда приглашают людей из всех дочерних компаний, что они собираются в Сан-Франциско, а потом летят в какое-то секретное место частным бортом. Никто не знал, что там происходило дальше. Люди, побывавшие на таких семинарах, обычно меняли место работы и, даже если оставались на прежней должности, держали рот на замке, что приводило всех в замешательство. Так что мероприятие было окутано тайной.
Арт был удивлен, что его пригласили, и одновременно чувствовал беспокойство, но по большей части был польщен. Перед слиянием он был соучредителем и техническим директором маленькой компании под названием «Дампмайнз», которая занималась разработкой и утилизацией старых свалок, выискивая ценные материалы, выброшенные в гораздо более расточительную эпоху. Слияние с «Праксисом» стало для них сюрпризом – очень приятным сюрпризом, поскольку все в «Дампмайнз» из сотрудников маленькой фирмы превратились в новых членов богатейшей организации мира: им стали платить из ее доходов, они получили возможность влиять на ее политику и были вольны использовать все ее ресурсы. Это было все равно что посвящение в рыцари.
Арт, конечно же, был польщен, как и его жена, хотя она тоже несколько беспокоилась. Ей предложили место в главном управлении «Мицубиси», и, по ее словам, крупные транснациональные синдикаты принадлежали иному миру. Работая в разных компаниях, они неотвратимо становились еще дальше друг от друга, чем раньше. Они больше не нужны были друг другу, чтобы получить процедуру омоложения, которую транснационалы предоставляли гораздо более охотно, чем государство. Она говаривала, что они, словно пассажиры на разных судах, отплывших из залива Сан-Франциско в противоположных направлениях. Фактически, лайнеры, уходящие в ночь.
Арту казалось, что они могли бы путешествовать с корабля на корабль, если бы его жена не была столь заинтересована в одном из пассажиров ее судна, вице-председателе «Мицубиси», отвечающем за развитие Восточно-Тихоокеанского сектора. Но Арта скоро затянула арбитражная программа «Праксиса»: он часто путешествовал, посещая мастер-классы или выступая третейским судьей между мелкими дочерними компаниями «Праксиса», занятыми переработкой ресурсов. Когда он возвращался в Сан-Франциско, Шэрон почти никогда не было дома. Их суда отходят на все большее расстояние друг от друга, говорила она, а он был слишком деморализован, чтобы спорить, и съехал, как только она попросила. Можно сказать, его выбросили на улицу.
Теперь он почесывал темный небритый подбородок, перечитывая факс в четвертый раз. Он был крупным, крепко сложенным мужчиной, но имел привычку сутулиться. «Деревенщина», как называла его жена, хотя, например, секретарша в «Дампмайнз» использовала слово «медведь», которое нравилось ему больше. В нем действительно было что-то от нескладной и неуклюжей медвежьей наружности, а также неожиданная скорость и сила зверя. В команде университета Вашингтона он был защитником, не слишком быстрым, но очень пробивным. Повалить «мишку», так его прозвали, было очень сложно. И рискованно.
Он изучал инженерное дело, а потом работал на нефтяных месторождениях Ирана и Грузии, внедрив ряд инноваций для разработки незначительных сланцевых месторождений. За свою работу в университете Тегерана он получил степень магистра, а потом переехал в Калифорнию и присоединился к другу, который основал компанию, производящую снаряжение для глубоководного дайвинга. Оно использовалось при оффшорном бурении нефтяных скважин – производстве, уходящем на все большие глубины по мере того, как истощались доступные ресурсы. И опять Арт изобрел ряд улучшений как в оборудовании для погружений, так и в технологии глубоководного бурения. Но пара лет, проведенных в декомпрессионных камерах и на континентальном шельфе, стали последней каплей, и он продал свою долю партнеру и двинулся дальше. Он очень быстро менял сферы деятельности, работая то в строительной компании, занимавшейся конструированием при сверхнизких температурах, то в фирме, выпускавшей солнечные батареи, он даже строил стартовые площадки для ракет. Каждая работа была хороша, но по прошествии времени он понял, что по-настоящему его интересуют не технические, а человеческие проблемы. Он все больше и больше вмешивался в управление проектами, а потом его привлекли к арбитражу. Он любил выслушивать аргументы, а затем разрешать вопросы, к вящему удовольствию всех окружающих. Это была инженерия иного рода, более увлекательная, более сложная и приносящая большее удовлетворение, нежели возня с механическими объектами. Несколько фирм, с которыми он сотрудничал в эти годы, были частью транснациональных корпораций, и он был втянут не только в арбитражные споры между своей компанией и другими синдикатами, но также и в мало относящиеся к ним дела, требующие взгляда стороннего наблюдателя. Он называл это социальной инженерией, что весьма его увлекало.
Поэтому, открывая «Дампмайнз», он взял на себя техническое руководство и хорошенько поработал над «Супер-Рэтджис» – гигантскими роботизированными машинами, которые занимались раскопкой и сортировкой свалок. Но больше чем когда-либо раньше, он погружался в рабочие вопросы и все, что было с ними связано. Эта тенденция в его карьере лишь усилилась после того, как их поглотил «Праксис». И в дни, когда подобная работа удавалась ему, он всегда возвращался домой с чувством, что ему следовало бы стать судьей или дипломатом. Да, пожалуй, в душе он был дипломатом.
Тем позорнее был тот факт, что он так и не смог выторговать успешное разрешение вопроса с собственной супругой. И, без сомнения, Форту, или кто там пригласил его на семинар, было прекрасно известно о разводе. Возможно, они прослушивали его старую квартиру и знали о каждом неприятном разговоре, которые он вел с Шэрон в последний месяц совместной жизни и которые не красили ни его, ни ее. Все еще почесывая небритый подбородок, он поежился при одной мысли об этом, а потом пошел в ванную и включил портативный водонагреватель. Лицо в зеркале выглядело слегка растерянным. Небритый, разведенный мужчина пятидесяти лет, большую часть жизни занимавшийся совершенно не тем и только начавший идти к своему истинному призванию, – по его представлению, люди такого рода не должны получать факсы от Уильяма Форта.
Его жена, или лучше сказать «бывшая», тоже отнеслась к этому скептически.
– Произошла какая-то ошибка, – заявила она, когда Арт сообщил ей о факсе. Она звонила насчет одного из пропавших объективов ее камеры. Она подозревала, что его, съезжая, прихватил Арт.
– Я поищу его, – пообещал он и подошел к встроенному шкафу, чтобы взглянуть на пару своих, пока еще не распакованных, чемоданов. Он знал, что объектива там не было, но старательно перерыл оба. Шэрон узнала бы, попробуй он смухлевать. Пока он искал, беседа продолжилась, и ее голос отдавался в квартире жестяным эхом.
