Тэд Уильямс - Река голубого пламени

И сделал это со мной Феликс Жонглер.

Это имя — последнее, что сказал ему Нанди, — странно прозвенело в голове. Пол слышал его прежде, точно слышал — возможно, имя Жонглера упомянул тот, кто называл себя профессором Бэгуолтером в версии Марса из дешевых фантастических журнальчиков для подростков начала прошлого века. Но в этом имени таилось и нечто большее, резонанс, который проник глубже и вызвал странно разобщенные образы — котел, окно, какое-то помещение, полное птиц. Образы оказались столь же неуловимыми, сколь и смутными — когда Пол попытался их удержать, сложить в нечто осмысленное, они рассыпались, оставив лишь тупую боль, мало отличающуюся от тоски по дому.

Жонглер. Впрочем, в этом уже что-то есть — имя, с которым можно работать, как в голове, так и вне ее, в этих нанизанных на Реку мирах. Прибор. Возможно даже, компас. Нечто, чем можно воспользоваться для начала поиска лежащего перед ним пути.

Но эта новая симуляция не принадлежит Жонглеру. Так сказал Нанди.

Эта мысль придала сил Полу, помогла сесть, уперевшись локтями в планшир, и оглядеться. Щеки овевал прохладный ветер, ночь стояла довольно холодная, но не морозная. Одет он вроде бы тепло (одеяния из «Тысячи и одной ночи», очевидно, остались в симуляции Ксанаду), но его гораздо больше интересовало то, что находится впереди: по какой-то причине Пол не мог различить этого ясно, но вдоль берега точно видна россыпь огоньков — не очень много, но и не мало.

Во всяком случае, я не оказался где-то в глуши, посреди нигде… Но даже если ему предстоит оказаться в самом радостном и населенном виртуальном городе, какой только можно вообразить, он и тогда окажется именно «нигде». В электронной иллюзии. По уши в программных кодах. Тем не менее мысль отведать более цивилизованный вариант виртуальности обладала своей привлекательностью. Во время ледникового периода и марсианского вторжения он уже устал спать не в постели.

Огоньки стали удаляться, и Пол понял, что дрейфует. Пока он нашаривал весло, лодка выплыла из тумана, о котором Пол даже не подозревал, и городские огни внезапно вспыхнули перед ним, как канделябр со свечами.

Ему редко доводилось видеть более прекрасное зрелище.

Когда он с восхищением их разглядывал, позабыв о бесполезно зависшем над водой весле, мимо сквозь редеющий туман начали двигаться темные силуэты, заслоняя россыпь городских огней подобно кисти, обмакнутой в чернила. Когда рядом проскользнула первая лодка — слишком далеко, чтобы разглядеть детали, — Полу показалось, что он расслышал пронесшийся над водой смех. Через несколько секунд показались еще пять-шесть лодок, словно сформировавшись прямо из тумана. С их изогнутых носов свисали фонари, и даже когда призрачные суда проплыли и вернулись в туман, он все еще различал светлячки их раскачивающихся фонарей.

Лодка поменьше и совсем без фонарей внезапно прошла наперерез — так близко, что Пол почти смог бы дотронуться вытянутым веслом до ее лоснящегося черного борта. Он заметил мелькнувшие на ней жуткие искаженные лица, и сердце на мгновение замерло: похоже, его забросило в реку на очередной чужой планете, снова Марсе или еще хуже. Кто-то окликнул его, удивленно и нетрезво, но лодку, стремительно приближающуюся к городским огням, уже проглотил туман. И лишь когда она полностью исчезла, а Пол остался наедине с туманом в плавно покачивающейся лодке, он вдруг понял, что все люди в той лодке были в масках.

Теперь огни приблизились, нависая над ним, как горный хребет, состоящий только из драгоценных камней, но эти драгоценности начали превращаться в предметы более прозаичные, но не менее восхитительные — факелы, уличные фонари, освещенные изнутри окна, и все они улыбались из темноты. На противоположном берегу реки тоже горели огни, такие же яркие, несмотря на расстояние, и столь же радостные. Сейчас Пола окружали прогулочные лодки, полные веселящихся людей в масках, которые громко смеялись или окликали соседние лодки. В ночном воздухе витала музыка — струны и голоса, пронзительные флейты, и не всегда в лад. Ему показалось, что в расслышанных обрывках музыки есть нечто четко старинное, старомодное, но когда плывешь сквозь сон, сосредоточиться трудно.

Гораздо более крупная лодка — баржа, прикрытая навесами и освещенная десятками висячих фонариков — скользила сейчас мимо него, привязанная к огромной пристани, тянущейся вдоль берега. Пол услышал обрывок хриплого пения и подгреб ближе, разглядев три фигуры в белых масках, стоящие вдоль борта.

— Я заблудился! — крикнул он. — Где я нахожусь?

Гуляки не сразу отыскали источник голоса в темноте под бортом баржи.

— Возле арсенала, — наконец крикнул в ответ один из них.

— Арсенала? — Пол даже на мгновение решил, что его забросило в очередную искаженную версию Лондона.

— Конечно, арсенала. Ты что, турок? — вопросил другой.

— Шпион? Да он турок, — заявил второй, повернувшись к третьей молчаливой фигуре в маске.

Пол подумал, что мужчина шутит, но полной уверенности у него не было.

— Я не турок. Где возле арсенала? Я ведь сказал, что заблудился.

— Если ты ищешь Далматинскую набережную, то почти добрался. — Говорящий выронил какой-то предмет, плюхнувшийся в воду возле лодки Пола. — Тьфу! Бутылку уронил.

— Идиот, — буркнул второй. — Эй, приятель! Будь хорошим турком и брось-ка ее обратно, хорошо?

— А он в самом деле турок? — неожиданно спросил третий тип в маске. Судя по голосу, он был еще пьянее первых двух.

— Нет, — решительно отрезал Пол, поскольку здесь, похоже, турок не любили, и решил рискнуть. — Я англичанин.

— Англичанин! — Первый рассмеялся. — А говоришь как настоящий венецианец. Я-то думал, что англичашки не знают других языков, кроме своей белиберды.

— Ты сказал, что набережная чуть дальше? — крикнул Пол, отталкиваясь веслом от огромной баржи. В голове у него царило полное смятение. — Спасибо за доброту.

— Эй, англичанин! — крикнул ему кто-то вслед, когда Пол сел за весла. — А где наша бутылка?

Далматинская набережная оказалась длинным причалом, ощетинившимся сотнями лодок всевозможных размеров, привязанных так тесно, что они соприкасались бортами. Весь берег — во всяком случае, в эту ночь — ослепительно ярко освещали факелы и фонари, а высокие многоарочные фасады зданий казались иллюминированными перед премьерой какого-то экстравагантного фильма. Пол привязал спою лодочку к причальному шесту на тенистом конце одного из пирсов. Она смотрелась весьма жалко по сравнению с окружающими лодками. Вряд ли кто удосужится ее украсть.

«Значит, это Венеция, — подумал он, пробираясь сквозь тесную толпу; его окружал сказочный набор масок и нарядов, скрывающий пьяных гуляк. Пол был доволен. Здесь его знания по истории искусств наверняка пригодятся. — Трудно сказать точно, какой это век, особенно когда все в карнавальных костюмах, но похоже на Ренессанс. „La Serenissima“ — так, кажется, называли Венецию? „Самая безмятежная республика“».