Урсула Ле Гуин - Левая рука тьмы: Левая рука тьмы. Планета изгнания. Гончарный круг неба. Город иллюзий

Фальк стоял на верхней ступеньке лестницы, солнце играло на его волосах, лицо и легкие освежал ветер. Он чувствовал себя кротом, вылезшим после зимней спячки из своей норы.

— Давай пойдем дальше, — крикнул он Эстрел.

Он спустился вниз в пещеру, чтобы помочь ей уложить вещи и убрать помещение. Он спросил у нее, знает ли она, где сейчас находятся ее соплеменники.

— Теперь, вероятно, они далеко на Западе, — ответила она.

— Они знают, что ты в одиночку пересекла территорию баснассков?

— Как это в одиночку? Это только в старых сказках из Эры Городов женщины одни путешествовали куда им вздумается. Со мной был мужчина, баснасски убили его.

Ее нежное лицо погрустнело.

Фальк подумал, что это объясняет ее пассивность в любви, недостаточность ответного чувства, что казалось ему почти что предательством. Она так много пережила! Кто был ее спутник, убитый баснассками? Раз она не хотела сказать это Фальку — значит, это его не должно касаться. Но его гнев остыл, и теперь он время от времени спрашивал Эстрел, нежно и заботливо:

— Могу ли я помочь тебе в поисках твоих соплеменников?

— Ты добрый человек, — мягко ответила она. — Но они теперь где-то очень далеко отсюда, мы не можем искать их по всей Западной Равнине…

Кроткое выражение ее голоса тронуло Фалька.

— Тогда идем со мной, пока не узнаешь что-нибудь о своих соплеменниках. Ты ведь знаешь, что я рвусь на Запад.

Для него все еще было трудно произнести слово «Эс Тох». На языке Леса оно было непристойным, вызывало отвращение. Он еще не привык к той легкости, с какой Эстрел говорила о городе Сингов, как об обычном месте обитания людей.

Она поколебалась немного, но когда он стал настаивать, согласилась идти вместе с ним. Это доставило ему удовольствие, потому что и он желал ее, и жалел, потому что познал, что такое одиночество, и не хотел испытать его еще раз. На сердце у Фалька было легко — он снова был свободен и снова продолжал свой путь. Вместе они шли сквозь стужу и ветер. Ему не хотелось думать о цели путешествия. День был ясным, над их головами проплывали белые облака, идти было легко и приятно.

Он шел вперед, и рядом с ним шла подруга, разумная, не знающая усталости женщина.

Глава пятая

Они пересекли Великую Равнину пешком, что легче сказать, чем сделать. Дни становились длиннее, весенний ветер — все мягче, все теплее. Наконец, они еще издали увидели цель своего путешествия: с севера на юг материк пересекали горы, заснеженной грядой вздымавшиеся ввысь, сверкающие в лучах яркого солнца.

— Эс Тох расположен высоко в горах, — сказала Эстрел. — Там, я надеюсь, каждый из нас найдет то, что ищет.

— Я чаще боюсь, чем надеюсь. И все же я рад, что вижу горы, — отвечал Фальк.

Прежде чем вступить в Горы, он обернулся и долго смотрел на восток, на пустыню, простиравшуюся позади, как будто вспоминал весь пройденный путь, который он и она проделали вместе.

Он теперь уже знал, каким пустынным и таинственным был мир, в котором жил человек в эти более поздние времена своей истории. Он и его спутница могли идти много дней и не обнаружить никаких следов присутствия людей. На ранней стадии своего пути они шли, осторожно пересекая территорию самситов и других племен, охотившихся на скот. Они — Эстрел знала это — были такими же дикими, как и баснасски. Затем, оказавшись в более засушливых местах, они были вынуждены придерживаться дорог, которыми раньше пользовались и другие — чтобы иметь воду. Но когда они видели следы недавно прошедших людей, живущих где-то поблизости, Эстрел осторожно озиралась по сторонам и изменяла направление их движения, чтобы избежать опасности быть замеченными.

У нее было на редкость точное представление об обширных пространствах, которые они пересекали. В тех же случаях, когда местность становилась непроходимой и у них возникали сомнения, какое направление избрать, она говорила: «Подождем до зари». На привале она доставала свой амулет и отходила в сторону, чтобы помолиться. Затем она заворачивалась в свой спальный мешок и безмятежно засыпала.

Путь, который она избирала на заре, всегда был правильный.

— Инстинкт Странника, — говорила она, когда Фальк восхищался ее интуицией. — В любом случае, пока мы держимся поближе к воде и подальше от людей, мы в безопасности.

Но однажды через много дней после начала их путешествия, огибая глубокий каньон, по дну которого протекал ручей, они неожиданно вышли к поселению. Кольцо вооруженных людей сомкнулось вокруг них, прежде чем они смогли скрыться. Сильный дождь помешал обнаружить им опасность до того, как они столкнулись с ней в глаза.

Однако над ними не было совершено насилия. Им разрешили отдохнуть в поселке несколько дней, и Фальк этому очень обрадовался, потому что идти или разбивать лагерь под дождем было очень неприятно.

Это племя или народность называли себя Пчеловодами. Грамотные и вооруженные бластерами, все они, мужчины и женщины, были одеты совершенно одинаково — в длинные балахоны из теплой водонепроницаемой ткани желтого цвета, на груди каждого был вышит коричневый крест. Они были гостеприимны, но не общительны. Они предоставили путешественникам ложе в своих домах — длинных низких бараках, прочных сооружениях из дерева и глины. Они давали своим гостям обильную еду, но говорили мало — как с незнакомцами, так и между собой. Они казались общиной глухонемых.

— Они дали обет молчания, — пояснила Эстрел. — У них принято давать обеты и соблюдать ритуалы, только никто не знает зачем, — Эстрел сказала это с тем Спокойным и безразличным презрением, с которым она относилась к большинству людей.

«Странники, должно быть, гордые люди», — подумал Фальк.

Но Пчеловодам, похоже, было совершенно безразлично, что она о них думает, они вообще не разговаривали с ней. В первый день они только спросили Фалька:

— Вашей женщине нужна пара новых башмаков?

Как будто она была его лошадью! Во всяком случае, они заметили, что ее обувка износилась.

Их собственные женщины имели мужские имена, и с ними обращались, как с мужчинами. Степенные девы с ясными глазами и беззвучными губами, они жили и работали, как мужчины, среди столь же серьезных и спокойных юношей и мужчин. Лишь немногим из Пчеловодов было за сорок лет, и не было никого моложе шестнадцати.

Это было странное сообщество, напоминавшее некую армию, ставшую на зимние квартиры, разбившую лагерь здесь, посреди полного одиночества во время перемирия в какой-то непонятной войне. Странные, печальные и восхитительные люди.