Вторая модель - Филип Киндред Дик
Из-за пустой коробки разрушенного здания вышел, неуверенно двинулся в его сторону человек – мальчишка невысокого роста.
Хендрикс моргнул, не веря глазам.
– Стой!
Мальчишка остановился. Хендрикс опустил оружие. Мальчишка молчал, не сводя с него глаз. На вид он был совсем мал – лет, может, восьми, но попробуй тут разбери, когда большинство уцелевших ребятишек практически не растет. Одет он был в рваный, заскорузлый от грязи синий свитер и шорты. Давно не стриженные темно-русые волосы, свалявшиеся в колтуны, сосульками свисали на лоб, закрывали уши. В руках мальчишка держал нечто бурое.
– Что это у тебя? – резко спросил Хендрикс.
В ответ мальчишка протянул ему ношу. Игрушка… плюшевый медвежонок. Плюшевый мишка Тедди. В огромных глазах мальчишки не отражалось никаких чувств.
Хендрикс слегка успокоился.
– Мне он не нужен. Оставь себе.
Мальчишка снова прижал медвежонка к груди.
– Где ты живешь? – спросил Хендрикс.
– Там.
– В развалинах?
– Да.
– Под землей?
– Да.
– Народу там много?
– Много… кого?
– Сколько вас там живет? Поселение у вас большое?
Мальчишка не ответил.
Хендрикс нахмурился.
– Ты что же, один там? Сам по себе?
Мальчишка кивнул.
– А кормишься чем?
– Там еда.
– Какая еда?
– Разная.
Хендрикс смерил мальчишку оценивающим взглядом.
– Сколько тебе лет?
– Тринадцать.
Не может быть. Хотя… а собственно, почему? Мальчишка тощ, физически недоразвит. Вполне вероятно, стерилен. Еще бы: столько лет облучения! Неудивительно, что так мал. И руки, и ноги – будто ершики для чистки труб, тоненькие, узловатые…
Хендрикс коснулся предплечья мальчишки. Кожа его оказалась грубой, сухой. Ну да, и поражена излучением…
Наклонившись, Хендрикс взглянул мальчишке в лицо. По-прежнему никаких чувств. Глаза огромны, темны.
– Ты слеп? – спросил Хендрикс.
– Нет. Кое-что вижу.
– Как ты сумел не попасться когтям?
– Когтям?
– Таким круглым штукам. Быстрым. Умеющим зарываться в пепел.
– Не понимаю.
Наверное, когтей здесь, поблизости, просто нет. Таких оазисов уйма. Когти, как правило, собираются вокруг бункеров – там, где побольше людей. Сконструированы так, что тепло чуют. Живое тепло.
– Твое счастье, – выпрямившись, сказал Хендрикс. – Ну? Куда направишься? Назад, в развалины?
– А можно с тобой пойти?
– Со мной? – Скрестив руки, Хендрикс взглянул на часы. – Мне идти далеко. Не одну милю. И нужно спешить: я должен быть на месте до темноты.
– Я хочу пойти с тобой.
Хендрикс пошарил в заплечном мешке.
– Не стоит. Вот, возьми, – сказал он, бросив на землю несколько банок прихваченных в дорогу консервов. – Возьми и возвращайся к себе. О’кей?
Мальчишка молчал.
– Через день-другой я пойду назад. Этой же дорогой. Встретишь меня на обратном пути, тогда со мной и пойдешь. Договорились?
– Мне сейчас хочется с тобой пойти.
– Идти далеко.
– Я справлюсь.
Хендрикс неловко переступил с ноги на ногу. Двое, идущие вместе, – слишком уж хорошая цель. Вдобавок мальчишка наверняка станет в пути обузой. Однако он вполне может и не вернуться назад. Или вернуться другим путем. И если мальчишка в самом деле совсем один…
– О’кей. Идем.
Мальчишка пристроился рядом, и Хендрикс зашагал дальше. На ходу мальчишка молчал и только крепче прижимал к груди плюшевого медвежонка.
– Как тебя звать? – спустя некоторое время спросил Хендрикс.
– Дэвид Эдвард Дерринг.
– Дэвид? А что… что случилось с твоими отцом и матерью?
– Погибли.
– Как?
– В бомбежку.
– Давно?
– Шесть лет назад.
Хендрикс замедлил шаг.
– И ты шесть лет прожил один?
– Нет. Тут раньше жили еще люди. Потом ушли.
– А тебя оставили одного?
– Да.
Хендрикс опустил взгляд. Странный мальчишка. Немногословный. Замкнутый. Но таковы они все, дети, которым посчастливилось выжить. Спокойные. Несгибаемые. Необычайно равнодушные к собственной судьбе. Не удивляются ничему. Принимают как есть все, с чем ни сталкиваются. Не ждут от жизни ничего «нормального», естественного – ни в моральном, ни в материальном смысле. Обычаи, привычки, традиции – все побуждающие к обучению силы исчезли как не бывало. Все, кроме горького опыта.
– Я не слишком быстро иду? – спросил Хендрикс.
– Нет.
– Как ты сумел заметить меня?
– Я ждал.
– Ждал? – Хендрикс слегка растерялся. – Кого ждал? Чего?
– Добычу.
– Какую добычу?
– Чтоб съесть.
– Вот как.
Хендрикс мрачно поджал губы. Мальчишка тринадцати лет, растущий на крысах, сусликах и протухших консервах. Живущий в норе под развалинами городка, среди очагов радиации и когтей, под пикирующими русскими минами, дрейфующими в небе над головой…
– Куда мы идем? – спросил Дэвид.
– К позициям русских.
– Русских?
– Наших врагов. Людей, начавших войну. Это они первыми сбросили атомные бомбы. С них все и началось.
Мальчишка кивнул. На его лице по-прежнему не отражалось никаких чувств.
– А я – американец, – объяснил Хендрикс.
Эту новость мальчишка воспринял без комментариев. Оба шли дальше и дальше. Хендрикс шагал чуть впереди, а Дэвид брел следом, крепко прижимая к груди замызганного плюшевого медвежонка.
Около четырех часов дня они остановились перекусить. Отыскав подходящую впадину между бетонных плит, Хендрикс очистил ее от травы, сложил кучкой подвернувшиеся под руку щепки и развел в ней костер. Идти до позиций русских оставалось недолго. Вокруг простиралась продолговатая долина, некогда сплошь усаженная фруктовыми садами и виноградниками. Сейчас от всего этого не осталось ничего, кроме немногочисленных обугленных пней и горной цепи, тянущейся вдоль горизонта вдали. И разумеется, клубящихся по ветру туч пепла, хлопьями оседающего на траву и развалины зданий, толстым слоем укрывающего торчащие вверх обломки стен и островки растрескавшегося асфальта.
На костре Хендрикс вскипятил кофе, подогрел немного тушеной баранины и хлеба.
– Держи, – сказал он, протянув Дэвиду ломоть хлеба с бараниной.
Дэвид сидел на корточках по ту сторону костерка, выставив вперед бледные узловатые коленки. Осмотрев угощение, он покачал головой и вернул еду Хендриксу.
– Не надо.
– Не надо? Ты что же, совсем не голодный?
– Нет.
Хендрикс пожал плечами. Может, мальчишка – мутант, привыкший к какой-то особой еде? Ладно, неважно. Проголодается, сам найдет, чем подкрепиться. Странный мальчишка, странный… Однако мало ли в мире происходит странных перемен? Вся жизнь изменилась и прежней уже не станет. Чем раньше человечество свыкнется с этим, тем лучше.
– Как хочешь, – сказал Хендрикс и принялся есть хлеб с бараниной сам, запивая кофе.
Ел он не торопясь – жевать эту пищу было не так-то просто, а покончив с едой, поднялся и затоптал костер.
Дэвид тоже поднялся на ноги, не сводя с него жутковатого, стариковско-детского взгляда.
– Идем, – сказал Хендрикс.
– Ладно.
Держа наготове оружие, Хендрикс двинулся дальше. Путь приближался к концу, и он невольно насторожился, ожидая подвоха. Конечно, русские должны ждать посыльного с ответом на сообщение, доставленное их гонцом, но
