Анатолий Гладилин - Тень всадника
* * *
После последнего допроса его не трогали. И морфий кололи регулярно. Полковник замолвил словечко? И Валленберг надеялся, что раз уже все сказано и выяснено, его оставят в покое, то есть отпустят на вечный покой. В конце концов, с него хватит.
Но когда вдруг вокруг него засуетились, помыли, постригли, побрили, переодели, напичкали таблетками, а в машине вкололи двойную дозу, Валленберг понял, что его везут на главный разговор.
...Круглые настенные часы над бюро секретаря показывали десять. Десять вечера. Секретарь, издалека похожий на сороку, в черном костюме и белой рубашке, созерцал какие-то бумаги. Ничто не нарушило тишины огромной приемной. Два офицера, сопровождавшие Валленберга, сидели неподвижно, не прислоняясь к спинке стула. Валленберг смотрел на массивную, обитую черной кожей дверь, около которой примостилось секретарское бюро, и думал, что в стране, где допрашивают по ночам, естественно, и работают до позднего вечера, и сейчас там, за черной массивной дверью, вершатся дела государственной важности.
Черная дверь приоткрылась, обнажая за собой вторую дверь, из светлого дерева. Выплыла высокая блондинка в ярко-рыжей лисьей накидке и красной юбке в обтяжку до колен. Настоящая русская красавица с полными ногами и широким задом. Гордо откинув голову и не удостоив взглядом ни секретаря, ни офицеров, почтительно привставших, она процокала каблучками по паркету через всю приемную в коридор, и дверь за ней бесшумно затворилась. Но в воздухе повис дразнящий аромат духов, напомнивший Валленбергу, что существует иная жизнь, увы, ему недоступная.
Секретарь поднял телефонную трубку, сказал: "Так точно" - и жестом пригласил их в кабинет. В кабинете, большем, чем приемная, офицеры подкатили Валленберга к длинному столу и осторожно пересадили с кресла на стул. Длинный стол, покрытый зеленым сукном, перпендикулярно примыкал к столу из темного полированного дерева, образуя с ним букву Т, и на вершине буквы Т, под портретом Сталина, восседал другой живой портрет - хозяина кабинета, лысый, в пенсне. Повинуясь знакам хозяина (ни слова не было произнесено!), офицеры, пятясь, выскользнули из кабинета. Двойные двери закрылись. Лысый в пенсне, в двубортном штатском костюме, обошел свой стол и сел напротив Валленберга. Валленберга поразило, что в глазах под пенсне плясали веселые чертики.
- Ну, узнали? - заговорщицким тоном спросил Берия.
- Вас? Конечно, Лаврентий Павлович.
Стекла пенсне блеснули холодом.
- Откуда вам известно мое имя-отчество?
- Я учил имена всех членов советского Политбюро.
- Проверим - Молотов?
- Вячеслав Михайлович.
- Маленков?
- Георгий Максимильянович.
- Ворошилов?
- Климентий Ефремович.
- Ошибочка, - обрадовался Берия. - Не Климентий, Климент. Произношение неплохое. Вот как надо шпионов готовить. А докладывали, у вас нелады с русским языком. Но я о другом. Ее узнали? Ну как же, самая знаменитая наша киноактриса?
Он назвал фамилию, которая Валленбергу ничего не говорила.
По тонким губам Берии промелькнула гримаса, как будто он обиделся:
- Конечно, нашим фильмам вы предпочитали французские комедии и венские оперетты. Советское искусство в Европе считают второсортным. - И опять глаза под пенсне вспыхнули. - Но знаете, граф, когда еще десять минут назад она стояла раком вон на том диване, это, поверьте мне, было ослепительное зрелище.
Берия мечтательно вздохнул, а потом, буквально в две секунды, приобрел портретный облик: холодного, умного, волевого человека.
- Небось спрашиваете себя, с чего бы член Политбюро так разоткровенничался перед иностранным зеком? В отличие от вас, граф, нам, советским людям, жизнь дается один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Вы понимаете, к чему я веду?
Валленберг не понимал. Пока не понимал. Но уже мелькнула догадка. А Берия продолжал неторопливо, словно читал речь, явно подражая портрету, висящему в кабинете.
- К вопросу о мучениях и болях. Вам выбили зубы? Виновный наказан. Следователь нарушил рамки социалистической законности. Вам надо было писать жалобу министру. Товарищ Абакумов очень отзывчивый человек. Просто он не сразу разобрался, кто вы. Накладка. С кем не бывает? Ведь вставили новые? Улыбнитесь. Граф, быстро улыбнуться! Какая красотища! Фарфоровые? Прослужат долго. У нас замечательные врачи.
Абзац. В речах Вождя, которые печатали советские газеты, после каждого абзаца следовала ремарка: бурные продолжительные аплодисменты. Берия как будто удивился отсутствию энтузиазма. Вздохнул. Вытащил из кармана сложенный вчетверо листок. Развернул его, положил на стол.
- К вопросу о врачах. Смотрите. Медицинское заключение о вашей смерти. Подписи, печати, все оформлено чин чинарем. Вы умерли сегодня в пять часов пополудни от воспаления легких. Когда-нибудь эту справку историки раскопают в архивах. А вот до вашей могилы никто не докопается. Вас похоронят завтра. Где? Увольте, государственная тайна. Умереть от чахотки для вас - дело плевое. Если я правильно понял, главное, чтоб вас не расстреляли и не рубили голову? Я правильно понял?
Абзац. От публики требовалось встать и аплодировать. И Валленберг почувствовал, как торжествует этот сильный и здоровый человек, демонстрируя немощному собеседнику полноту своей власти во всех ее проявлениях, свой звездный час. И еще Валленберг почувствовал, что сам попал в его силовое поле, и тот держит его, как магнит держит гвоздь. Припомнилось: однажды было нечто подобное, такое же ощущение силового поля, когда Император принимал полковника Готара в немецком замке.
- У меня на вас подробное досье, - продолжал Берия. - Чекистам, граф, все известно. У нас длинные руки и длинные уши. Итак, граф, шведского дипломата Валленберга больше не существует. Его больше нет в природе, понимаете? Но кем вы станете через несколько лет, я не знаю. Сейчас не знаю. Потом мы вас обязательно найдем. Будете под колпаком.
Он перегнулся через стол, максимально приблизился к Валленбергу и посмотрел ему в глаза не мигая:
- Я вам приоткрыл ваше будущее. Можете ли вы предсказать мое? Постарайтесь, ну, хоть один раз!
"Вот в чем разница между правителем и временщиком, - подумал Валленберг. Император никогда бы не позволил себе такой слабины".
Блеснуло пенсне, Берия откинулся на спинку стула, пренебрежительно заметив:
- Ничего вы не знаете. Ни про себя, ни про других.
Абзац. Берия начал читать следующую страницу.
- Товарищ Сталин ознакомился с вашим досье. Товарищ Сталин сказал, что высоко ценит героев Французской революции. Вы не обладали марксистской теорией, поэтому и проиграли. Но мы, сказал товарищ Сталин, многому научились у якобинцев, и в первую очередь беспощадности к врагам революции. К сожалению, из-за чрезвычайной занятости генералиссимус Сталин не смог вас принять...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});