Айзек Азимов - Конец вечности
Почва пружинила под ногами. Вчера весь день шёл дождь — мелкий, моросящий, такой, каким он мог быть только здесь, на Эритро.
Почва до сих пор была влажной, и Генарр представлял себе частички почвы — крошечные песчинки, частички суглинка и глины, покрытые водяной пленкой. В этой пленке блаженствовали прокариоты, нежились в лучах Немезиды, строили сложные протеины из простых. Тем временем другие прокариоты, нечувствительные к свету своего солнца, поглощали энергию, заключенную в многочисленных останках маленьких клеток, триллионами и триллионами погибавших ежесекундно повсюду.
Марлена стояла рядом и смотрела.
— Не смотри на Немезиду, Марлена, — негромко сказал Генарр.
Голос Марлены раздался прямо в его ухе. В нём не чувствовалось ни страха, ни неуверенности. Наоборот, её голос был полон тихой радости.
— Я смотрю на облака, дядя Сивер.
Генарр, щурясь, взглянул в тёмное небо и увидел зеленовато-желтые облака, которые закрывали Немезиду и рассеивали оранжевое сияние.
Вокруг царил покой: ни звука, ни шороха. Ничто не чирикало, не визжало, не ревело, не стрекотало, не ворчало и не скрипело. Не было листьев, чтобы шелестеть, насекомых — чтобы жужжать. Во время редкой здесь грозы можно было услышать раскаты грома, да ветер, случалось, вздыхал среди валунов. Но в спокойный и ясный день вокруг царило безмолвие.
Генарр заговорил, чтобы убедиться, что он не оглох, что кругом действительно так тихо. Впрочем, сомневаться вряд ли стоило — ведь он слышал в скафандре собственное дыхание.
— С тобой всё в порядке, Марлена?
— Просто великолепно. Ой, а вон ручей! — И она косолапо побежала в своем неуклюжем э-комбинезоне.
— Осторожнее, Марлена, не поскользнись, — сказал Генарр.
— Я буду внимательной.
Ее голос отчетливо звучал в наушниках Сивера, а сама она была уже далеко.
Внезапно в ухе Генарра взорвался голос Эугении Инсигны:
— Сивер, почему Марлена бегает? — Она немедленно добавила: — Марлена, почему ты бежишь?
Ответа не последовало. Пришлось отозваться Сиверу:
— Эугения, она хочет взглянуть на какой-то ручеек.
— С ней всё в порядке?
— Конечно. Здесь просто невероятно красиво. Когда привыкаешь, начинаешь даже забывать, что вокруг ни былинки… Как на абстрактной картине.
— Сивер, мне не до искусства. Не отпускай её от себя.
— Не беспокойся. Мы с ней поддерживаем постоянную связь. Вот сейчас она слышит, что мы с тобой говорим, но не отвечает — не хочет, чтобы ей мешали. Эугения, расслабься. Марлена просто наслаждается. Не порти ей удовольствие.
Генарр действительно был убеждён, что Марлене приятно. Почему-то он и сам был доволен.
Марлена бежала вдоль ручья, вверх по течению. Генарр неторопливо следовал за ней. Пусть себе радуется, думал он.
Купол стоял на небольшом возвышении, и повсюду вокруг него змеились неторопливые ручейки, километрах в тридцати отсюда сливавшиеся в довольно большую реку, которая, в свою очередь, впадала в море.
Ручьи были, конечно, здешней достопримечательностью. Они обеспечивали Купол водой. Прежде чем использовать, в ней уничтожали прокариотов. Когда Купол строили, некоторые биологи возражали против уничтожения прокариотов… Экая нелепость! Эти маленькие искорки жизни изобилуют повсюду, ничто не мешает им размножаться, чтобы скомпенсировать любые утраты, а значит, и обеззараживание воды не могло повредить здешней жизни как таковой. Но потом началась лихоманка, у поселенцев появилась враждебность к Эритро, и о судьбе прокариотов в Куполе беспокоиться перестали.
Конечно, теперь, когда лихоманка уже не казалась такой опасной, гуманные — или биогуманные — чувства могли пробудиться снова. В принципе, Генарр тоже не стал бы возражать — но где тогда брать воду для Купола?
Он задумался и уже не глядел за Марленой. Внезапно оглушительный вопль в ухе вернул его к реальности.
— Марлена! Марлена! Сивер, что она делает?
Он хотел привычно успокоить Инсигну, но тут увидел Марлену.
Какое-то время он даже не мог понять, чем она занята. Он стал вглядываться в фигурку девушки, освещенную розовым светом Эритро.
И наконец он понял: она отстегнула шлем, потом сняла его… потом взялась за э-комбинезон. Нужно немедленно остановить её!
Генарр хотел окликнуть Марлену, но от ужаса и неожиданности словно онемел. Он попробовал бежать, но ноги вдруг стали свинцовыми и не реагировали на приказы мозга.
Он словно очутился в страшном сне: вокруг творился кошмар, а он никак не мог изменить ход событий. Или от неожиданности он лишился разума?
«Неужели лихоманка всё-таки поразила меня? — промелькнуло в голове Генарра. — А если так — что будет с Марленой, беззащитной перед светом Немезиды и воздухом Эритро?»
Глава 26
ПЛАНЕТА
58
За те три года, что, сменив Танаяму, Игорь Коропатский был руководителем — хоть и номинальным — работ по проекту, Крайл Фишер видел его всего два раза.
Впрочем, когда фотовход показал на экране лицо Коропатского, Фишер сразу же узнал его. Тот не изменился: всё такой же дородный и добродушный — внешне, — хорошо одет, с большим новомодным галстуком.
Что касается Фишера, то он был с утра не в форме, — однако Коропатского ждать не заставишь, даже если он нагрянул без предупреждения.
Будучи человеком вежливым, Фишер подал на входной экран изображение хозяина (в некоторых, особо важных случаях использовалось изображение хозяйки), приподнявшего руку в традиционном жесте, призывающем повременить, что позволит избежать необходимости самому приносить объяснения, которые могли бы оказаться неудачными. Фишер быстро причесался и привёл в порядок одежду. Надо было бы побриться, но такую задержку Коропатский, скорее всего, счел бы уже оскорбительной.
Дверь поползла в сторону, Коропатский вошёл. Приятно улыбнувшись, он проговорил:
— Доброе утро, Фишер. Я понимаю, что помешал.
— Что вы, директор, — ответил Фишер, стараясь, чтобы голос его звучал искренне. — Но если вам нужна доктор Уэндел, боюсь, что она сейчас уже на корабле.
— Так я и думал, — проворчал Коропатский. — Значит, мне придётся переговорить с вами. Разрешите присесть?
— Конечно же, конечно же, директор, — пробормотал Фишер, устыдившись собственной нерасторопности; ему следовало самому предложить Коропатскому сесть. — Не желаете ли чем-нибудь освежиться?
— Нет, — Коропатский похлопал себя по животу. — Я взвешиваюсь каждое утро, и этой процедуры достаточно, чтобы отбить всякий аппетит — почти всегда. Фишер, мне ещё не представлялось возможности поговорить с вами с глазу на глаз, как мужчине с мужчиной. А я всегда хотел этого.
— С удовольствием, директор, — пробормотал Фишер, начиная беспокоиться. Что-то сейчас будет?
— Наша планета в долгу перед вами.
— Ну что вы, директор, — ответил Фишер.
— Вы жили на Роторе до того, как он улетел.
— Это было четырнадцать лет назад, директор.
— Я знаю. Вы были женаты, и у вас там остался ребенок.
— Да, директор, — негромко ответил Фишер.
— Но вы вернулись на Землю перед самым отлётом Ротора из Солнечной системы.
— Да, директор.
— Благодаря услышанным вами и здесь повторенным словам и вашей удачной догадке Земля обнаружила Звезду-Соседку.
— Да, директор.
— Потом вы сумели привезти Тессу Уэндел на Землю.
— Да, директор.
— И уже восемь лет обеспечиваете её пребывание здесь, составляя её счастье, хе-хе…
Он усмехнулся, и Фишер подумал, что, стой они рядом, Коропатский ткнул бы его локтем в бок — как это принято у мужиков.
— Мы в хороших отношениях, директор, — осторожно ответил он.
— Но вы так и не женились.
— Официально я ещё женат, директор.
— Но вы же расстались четырнадцать лет назад. Развод было бы несложно оформить.
— У меня ещё есть дочь.
— Она останется вашей дочерью, женитесь вы вторично или нет.
— Развод в известной степени пустая формальность.
— Может быть. — Коропатский кивнул. — Наверное, так лучше. Вы знаете, что сверхсветовой звездолёт готов к полёту. Мы предполагаем, что старт состоится в начале 2237 года.
— Это же мне говорила и доктор Уэндел, директор.
— Нейронные детекторы установлены и прекрасно работают.
— Мне говорили и это, директор.
Сложив руки на груди, Коропатский многозначительно кивнул. Потом быстро взглянул на Фишера и спросил:
— А вы знаете, как эта штука работает?
Фишер покачал головой:
— Нет, сэр, об этом я ничего не знаю.
Коропатский вновь кивнул.
— Я тоже. Придётся положиться на доктора Уэндел и наших инженеров. Впрочем, кое-чего не хватает.
