Артем Абрамов - Чаша ярости: Мой престол - Небо

– Я пришел, - вроде бы тихо сказал Иешуа, а голос его загремел над площадью Храма, будто усиленный десятками динамиков. - Кто встретит меня в Храме Бога моего?..

ДЕЙСТВИЕ - 2. ЭПИЗОД - 11

ИУДЕЯ. ИЕРУСАЛИМ. 28 год от Р.Х., месяц Сиван; ФРАНЦИЯ. ЛЕ-ТУКЕ-ПАРИ-ПЛЯЖ, 2160 от Р.Х., месяц май

(Окончание)

Прогремел голос и стих. И ответом ему была тишина - мертвая, как и все в этом мертвом, по мнению Иешуа, Храме. Быть такого не может, с недоумением подумал Петр, хоть ночь, хоть полночь, а внутри непосредственно Храма специальный местный народец существует - и еще какой, еще сколько! Однажды Петру довелось встречаться с одним из своих связников именно в Храме, во Дворе язычников, и именно ночью (Петр любил выбирать достаточно опасные и оттого нелогичные места для конспиративных встреч), так ночная храмовая стража чуть ли не дубинками выгнала их, пьяных и плохо соображающих прохожих на Терапийон, и количество выводящих тогда явно превышало разумное. Помнится, человек двенадцать их было - против двоих...

А где они - или их сегодняшние дубли - в данный момент? Оказывается, есть, оказывается, видели и ждали! Они проявились в ночи ее темными призраками, встали вокруг - молчаливо и грозно, снова двенадцать, дюжина, святое число, и Петр увидел не дубинки, а короткие римские мечи в руках многих из них, что странным показалось: никто, кроме римлян, не мог в Иудее владеть холодным оружием, это каралось. Но что нельзя днем, позволяет ночь, а Храм - лучший схрон для того, что хочется скрыть от римской власти... Левиты взяли в кольцо пришельцев, и хотя последних было больше и возможности каждого, помноженные на возможность всех, представлялись несравнимыми с тупой и механической силой семи или восьми мечей хозяева чувствовали себя вполне уверенно. Да и кого они видели перед собой? Ну, странно одетых людей, очень странно, но мало ли странностей таит в себе иерусалимская ночь? Да и не казались левитам опасными эти не очень молодые мужчины и одна молодая женщина. Что они - против отточенной стали и сильных мышц?..

А потом двое из левитов чуть разошлись, подвинулись, и к незваным гостям из глубины Азары - Двора Жертвоприношений вышли два коэна третьей чреды, не ошибся Петр.

– Кто вы и что вам надо среди ночи в святом доме? - спросил на арамейском один из коэнов, постарше.

– Разве мы в святом доме? - удивился Иешуа. - Мы - во дворе, куда пускают всякого, кто хочет поглазеть на дом Бога, который вы называете святым.

Никто, кроме Петра, не понимал слышимого, не знал этого мертвого языка, и лишь интонация, которую Мастера отлично умели слушать и чувствовать, позволяла легко догадываться - о чем идет речь.

И все же Вик Сендерс спросил Петра шепотом:

– Что они хотят? Под местоимением "они" имелись в виду левиты.

– Они хотят знать, кто мы такие, - шепнул в ответ Петр.

– Это-то я и сам понял, - удовлетворенно кивнул Вик и умолк, слушая и пытаясь понять дальше.

А дальше следовало ожидаемое: взметенные мечи и дубины, быстрый и дружный шаг всей дюжины к пришельцам - и стоп-кадр. Двенадцать одновременно застыли в нелепых позах, словно время для них замерло: у кого нога задрана, кто завалился вперед, нарушая закон тяготения, рты раззявлены, глаза выпучены - моментальная фотка, запечатлевшая глупую и яростную атаку.

Двух коэнов явление природы, легко сочиненное Иешуа, не коснулось: как стояли, так и остались, разве что глаза тоже выпучили - от изумления пополам с ужасом. Ну не привыкли они к чудесам на земле, по определению чудесами взлелеянной...

Иешуа прошелся вдоль нерукотворных статуй.

– Вот вам, коэны, прямое нарушение второй заповеди патриарха нашего Моше: изображение "того, что на земле внизу". Типичные римские изваяния. Правда, не совсем рукотворные. Но что особенно забавно, встали-то эти изваяния у стен Храма. И будут стоять, пока я их не освобожу. А я пока не собираюсь их освобождать. Пусть стоят. Красиво...

Он постучал кулаком по лбу одного из левитов: каменным получился звук. И впрямь статуя.

У старшего коэна сам собой тоже выдавился звук. Что-то вроде "кхгдык". Но коэн справился с собой и склочным тоном задал вопрос:

– Ты их умертвил, незнакомец?

– Как можно! - ужаснулся Иешуа. - Это было бы нарушением и шестой заповеди "не убий", многовато для одного раза. Я просто остановил вокруг них время. Они живы и здоровы, но, скажем так, выброшены на берег реки, именуемой эллинами Хроносом. Пройдут годы, коэн, ты состаришься и умрешь, а они так и будут стоять статуями у ворот Никанора. И ведь не свалить их, даже не сдвинуть, потому что никому, кроме меня, в этом мире не дано запустить в движение остановленное время. Считай эти изваяния моим подарком Храму.

Коэн-старший, не говоря ни слова, кивнул коэну-младшему, парню по виду крепкому. Тот понял кивок однозначно, уперся ручищами в одну из "статуй", но не то чтобы сдвинуть - пошевелить не смог. Даже редкая и длинная бороденка "статуи" как взлетела вверх, так и повисла параллельно земле, не колеблясь.

– Я бы на вашем месте не рисковал, - заметил Иешуа. - Сдвинуть не сдвинете, а сломать - это возможно.

Младший коэн куда-то исчез, растворился в темноте, а старший спросил - не без почтительного ужаса в голосе:

– Кто ты, человек?

– Ты должен знать меня, коэн. Во всяком случае - помнить. Я - Иешуа из Нацрата, известный в земле Ханаанской как Ма-шиах, распятый воинами Пилата по наговору твоего коэна-гадола Кайафы, воскресший и вознесшийся к Отцу моему и сегодня пришедший на землю вновь, как и было предсказано пророками. А знаешь ли ты, коэн, зачем я вернулся?

Зрелище было - из редкостных. Ночь, сполохи факелов, моментальная скульптурная группа "Левиты, нападающие на врагов Храма", не менее живописная (от слова "живая") группа ни черта не понимающих Мастеров, начинающих проявлять признаки беспокойства и даже бунта, в качестве обвиняемого - довольно растерянный и испуганный (как и положено обвиняемому) коэн третьей чреды и в качестве обвинителя - знаменитый в эти времена в Иудее, Галилее, Самарии, Идумее и проч. Машиах, Иисус, получивший прозвище Христос, чье Второе Пришествие уверенно прорицали отнюдь не малочисленные последователи его учения - как в Иершалаиме, так и по всей земле Ханаанской. Ну и Петр - сбоку, зрителем. И еще один зритель - Дэнис, явно пришедший в себя сам или "отпущенный" Иешуа, с ба-а-альшим любопытством за всем наблюдающий, хотя тоже, как и Мастера, безъязыкий и глухой.

Коли все это по-прежнему - театр, то из солистов на сцене - один Иешуа. Пока. И один зритель - Петр. Все остальные - статисты, даже Анна-Мари. А ведь так и было обещано: то, что сделает и скажет Иешуа, будет важно только двоим ему самому и Петру. Остальные по замыслу - не в счет. Для них - только чудо, которое еще не свершилось, статуи левитов - это еще не чудо, это разминка. Потому что идея праздника у Петра вызывала сейчас большие сомнения: ну что праздничного в ночном брожении по Храму? Одно беспокойство. Уж лучше бы остаться в замке баронов Левенкур или, в крайнем случае, в доме Петра в Нижнем городе. Все-таки тепло, спокойно и сытно-пьяно.