Андреи Синицын - Фантастика 2002. Выпуск 3

— Украл. Взломал мой сейф, для него это было нетрудно, он хорошо разбирался в замках… Он забрал все, включая копии.

— Он знал, какое воздействие могут оказывать эти комбинации?

— Знал, конечно, знал. Игорек — очень умный. — В голосе профессора послышалась гордость.

Я уже начал догадываться, в чем дело. «Игорек — очень умный». Хорошо звучало. Звучало так, что нетрудно было догадаться: когда-то Игорек был очень тупым.

— Федор Андреевич, кто изобрел эти комбинации? Вы?

— Я.

— Специально, чтобы излечить вашего слабоумного сына?

— Нет, не специально. — Профессор махнул рукой. — Это случайность, всего лишь случайность… В семидесятых годах я занимался высшей нервной деятельностью приматов. Как бы вам объяснить суть экспериментов…

— Мы знаем, как это выглядело, — сказал Хуч. — Вы просверливали в черепе шимпанзе маленькие дырочки, вставляли тонкие проволочки-электроды в определенные участки коры головного мозга и регистрировали биотоки.

— Да, именно так оно и было. — Профессор удивленно посмотрел на Хуча. — Откуда вы знаете, молодой человек?

— Я читал ваши работы. Стандартная методика.

— Да, да. Моя кафедра изучала условные рефлексы обезьян. Мы проводили серии опытов — комбинировали различные геометрические фигуры, демонстрировали их приматам, записывали кривые биотоков, делали вывод о реакции. В общем, ничего необычного. Одна докторская диссертация, три кандидатских. Потом деньги на обезьян перестали давать, они дорогие, много едят, легко простужаются. Мы перешли на кошек…

— Ближе к сути, Федор Андреевич, — нетерпеливо сказал я. — О кошках поговорим потом.

— Одна из случайно составленных комбинаций резко повысила умственные способности Герцога.

— Герцог — это обезьяна?

— Да, шимпанзе-четырехлетка. Ах, малыш Герцог, такой умничка был… — Старик прикрыл глаза, вздохнул. — Он стал лучше понимать человеческую речь… да что я лукавлю, он начал понимать русский язык не хуже нас с вами. Говорить Герцог, конечно, не научился, гортань антропоидов для этого не предназначена, но мы общались при помощи жестов. Часами с ним разговаривали. Герцог начал считать до тысячи. Решал арифметические примеры. Порой мне казалось, что он даже скрывает свои умственные способности. Он что-то замышлял…

— Сбежать он хотел, — заявил Хуч. — Вот вы попробуйте, просидите всю жизнь в клетке.

— Кто-нибудь еще знал об этом? — вмешался я.

— Никто. Никто не успел узнать.

— Почему?

— Потому что Герцог погиб. Острая двусторонняя пневмония. Кто-то забыл закрыть форточку на ночь, зима… В общем, он не прожил и трех дней, антибиотики не помогли. Такой вот печальный итог.

— Это вы его убили! — заявил я. — Сначала форточку открыли, потом лечили его неправильно или еще что-то там… Не важно как. Главное то, что вы это сделали.

— Нет, нет, что вы… — забормотал старик. — Как я мог?

— Вы испугались. Страшно испугались.

— Да! — признался вдруг профессор. — А вы бы не испугались на моем месте? У нас обычный мединститут, я руковожу кафедрой, ответственное лицо. А тут такое феноменальное открытие! Вы вспомните время — холодная война, гонка вооружений, империалисты разрабатывают секретное оружие. К нам и так из КГБ регулярно наведывались, интересовались, нет ли у нас разработок, перспективных в плане… Ну, вы понимаете, в плане чего. Они называли это «оборонными приоритетами». Если бы сведения о «Комбинации 3216 д» стали известны, нас бы засекретили.

— А что в этом плохого для вас? — спросил я. — Заработали бы немало деньжат, за оборонку тогда хорошо платили, дали бы вам еще какой-нибудь доппаек, привилегии, а со временем, глядишь, и Героя Соцтруда бы получили…

— Я бы сразу стал невыездным, понимаете? Я регулярно ездил за границу с докладами, конечно, не в капстраны — в ГДР, в Чехословакию, Польшу, но тогда и это было высоким уровнем. Я жил очень неплохо и вовсе не собирался разрушать свой уклад жизни. И самое главное: я не хотел, чтобы все это попало в грязные руки. — Профессор покачал головой. — Вы можете мне не верить, но я всегда был пацифистом. Это же не просто картинки-узоры… Оружие, мощное оружие… Сделать тупых умными, умных — олигофренами… Боже упаси. Стоит только начать, и уже не выберешься. Помните, что они сделали с Дмитрием Андреевичем? С Сахаровым. Я знал его лично, в больнице его консультировал…

— Понятно, — сказал я. — Должен признаться — вы были абсолютно правы, доктор. Обезьянку, конечно, жалко, но что тут было поделать… Только как же получилось, что комбинация до сих пор существует, почему вы ее не уничтожили сразу?

— Вы уже догадались почему. У меня был больной сын, Игорек. Олигофрения. К тому времени ему было восемнадцать лет, полжизни провел в интернате для слабоумных. Здоровенный парень, в армию не берут, читать едва научился, зато преступных наклонностей — хоть отбавляй. К этому у него были явные способности — к воровству, к бродяжничеству, к постоянным дракам на улицах. Наркотиков тогда не было в таком масштабе, как сейчас, но дешевым портвейном он напивался постоянно. Ужасно… Он свел в могилу свою мать, и я тогда тоже был близок к инфаркту. Он выносил из квартиры вещи и продавал. Ко мне приходил участковый… В общем, я решил, что попробую комбинацию на Игоре, а потом уничтожу ее — вне зависимости от результата.

— И Игорь стал умницей.

— Да. Феноменально! Это превзошло все мои ожидания…

— И тут же исправился, свернул с преступного пути и пошел светлой дорогой в будущее?

— Сперва все было хорошо — Игорь стал намного спокойнее, начал читать, много и с удовольствием. Поступил в техникум, учился неплохо, стал разбираться во всякой механике. Пить бросил. Я просто нарадоваться не мог. Он собрал мотоцикл своими руками, потом машину старую купил, починил… Техникум окончил, стал зарабатывать. А через три года его арестовали. Оказывается, там целая преступная шайка была, они квартиры грабили, а Игорек все это на своей машине возил. Дали ему четыре года. Отсидел, вышел. А дальше вы все знаете.

— С тех пор как он забрал рисунки и ушел, он с вами никак не связывался?

— Никак. Я пытался найти его — безуспешно.

— Хотите знать, где он живет? Увидеть его хотите?

— Не уверен. — Руки профессора задрожали. — Откровенно говоря, я к этому не готов. Он избивал меня… несколько раз, после тюрьмы. Пожалуй, лучше мне его не видеть. Он жесток — холодно, расчетливо, бесчеловечно. Я боюсь его.

— Итак, почему же вы все-таки не уничтожили свои волшебные узоры?

— Жалко было. Я думал, никто не знает о них. Думал, унесу этот секрет с собой в могилу. Увы, не получилось…