Светлана Ягупова - Твой образ (Второе лицо)

Косовский с минуту молчал. Вот поди ж ты, поговори с этой особой серьезно, если до нее не доходит главное.

- Не лучше и не хуже, - сказал он, стараясь не раздражаться. - Он совсем другой. И вас теперь не узнает.

- Это как не узнает? - Бородулина вскочила. - Да я... Сегодня же напишу в министерство! - Ее бегающие глазки, казалось, вот-вот ускользнут с лица. Она скандально подступила к столу. - Вы, доктор Косовский, допрыгаетесь со своей фантастикой! Я это так не оставлю! Покажите мне мужа! Сейчас же!

- Мила Михайловна, вы умная женщина. Сядьте. - Косовский обнял ее за плечи и усадил. - Подождем немного, он сейчас в неважном самочувствии. Но если так настаиваете, скажу правду; Бородулина, как такового, нет. Человек, с которым вы скоро увидитесь, Некторов Виталий Алексеевич.

- А дети?! - опять вскрикнула она. - А регистрация в загсе?!

- Пусть вас это не волнует, уладим. Детям будет назначено солидное пособие. Впрочем, ничего еще неизвестно. Может, все будет по-прежнему.

Бегающие глазки понемногу успокоились. Бородулина шумно вздохнула.

- Ладно, посмотрим, - примиряюще сказала она и встала. - Я тут принесла ему тертую смородину в сахаре. - Она вынула из сумки баночку и поставила на стол. - Его любимое лакомство.

"Кто его знает, что он теперь любит", - подумал Косовский.

6

Весь день взбалмошно и весело девочки хлопали дверьми: то схватят кусок яблочного пирога, то вынесут во двор и опять занесут игрушки. Потом прибежали, затормошили:

- Мы на качели, тут недалеко. Мамочка, ну пожалуйста!

- Идите, ради бога, - отмахнулась Бородулина и устало опустилась на диван.

За весь выходной и не присела. Чего только не переделала; и стирала, и полы мыла, и обед готовила. Даже пирог спекла к приходу Валентины. Подруга должна была появиться с минуты на минуту, и Мила Михайловна то и дело поглядывала на часы - скорей бы!

Две недели она хранила от всех свою невероятную тайну, честно выполняя просьбу Косовского держать язык за зубами. Молчание дорого стоило ей начались мигрени. На работе путала в документации фамилии и цифры, стала рассеянной, раздражительной. Коллеги сочувственно вздыхали - надо же, как переживает за супруга! О подробностях беды, постигшей Бородулина, никто не знал.

К концу второй недели вынужденного молчания Мила Михайловна ощутила такой зуд а груди, что стала срочно думать, кому бы излить душу. После некоторых раздумий остановилась на своей сослуживице Валентине Сойкиной. Это была женщина, которой Бородулина ни разу не позавидовала. Незамужняя, в одной комнате с больной матерью-старухой, Валентина являла собой пример неудачной тихой жизни и умела искренне сочувствовать другим.

Будь Бородулин законченным покойником, Мила Михайловна искренне скорбела бы по нему и, как это бывает, возможно, заново полюбила бы. Но сейчас ее одолевали самые противоречивые чувства. "Охламон ты мой невезучий", - думала она порой с горькой нежностью. Но вдруг накатывала ярость, и она рвала и метала, бормоча: "Погоди, встретимся, разберемся, кто ты теперь, и тогда..." Что будет тогда, Бородулина не знала.

Чуть не ежедневно она совершала набеги в клинику, прихватывая с собой дочерей. Часами простаивала у проходной, слезно умоляя впустить их. Но все кончалось тем, что вызывали дежурного врача, давали ей бром, валерьянку, уговаривала держать себя в руках и терпеливо ждать. В такие минуты ей нравилось быть в центре внимания - на нее смотрели с уважением и сочувствием. А ведь рано или поздно пресса объявит имена пациентов докторе Косовского, и тогда ее фамилия, а может, и фотография, замелькают на страницах газетных полос. Нет, она, конечно, до глубины души потрясена тем, что случилось с мужем, но мысль о возможной популярности их семьи все чаще приходила в голову.

То-то запричитает, заахает, узнав обо всем, приятельница Валентина.

И Мила Михайловна так ясно представила, как усядутся они с ней за стол, как нальет она в стопочки винца и проговорит со слезами на глазах: "За покойного Ивана Игнатьевича!" - "Ну? - подпрыгнет подруга. - Неужто скончался? Что же до сих пор молчала?" - "И скончался, и в то же время жив", - скажет она загадочно, промокнув глаза платком. "Ничего не понимаю", - пробормочет Валентина. "Думаешь, я понимаю!" - воскликнет она. И вот тогда обрушит на подругу свою тяжелую, невыносимую тайну.

Позвонили. Мила Михайловна вскочила, бросилась к двери. "Наконец-то, пришла", - подумала она.

На пороге стоял Бородулин. Был он бледный, чуть осунулся, и одежда висела на нем, как с чужого плеча.

- Наконец-то! Отпустили! - охнула она, забыв на миг обо всем, что нарассказывал Косовский. Засуетилась, забегала, схватила его под руку и потянула в комнату.

Тощая, кудрявая блондинка не понравилась Некторову и привела в замешательство, когда вдруг разрыдалась на его груди. Тут же откуда-то появились две девчушки лет пяти и семи, очень похожие на Ивана Игнатьевича, и эта похожесть неожиданно отозвалась теплым еканьем в сердце.

- Что, малышки, как жизнь? - деланно бодрым тоном спросил он, смущенно проходя в комнату и присаживаясь на стул. - Вас зовут...

- Ира и Кира, - быстро подсказала Мила Михайловна, испуганно взглянув на него.

- Ира и Кира, - повторил он.

- Какой ты стал смешной, - девочки рассмеялись. - Когда выздоровеешь, сыграешь с нами в "тумборино"? - спросила младшая.

- Я потом все объясню, - Бородулина прижала к щекам Некторова ладони и жадно заглянула ему в глаза. - И вправду не совсем тот, - пробормотала она. - Погуляйте еще, - отстранила от него девочек.

- Мы так соскучились, - обиделась старшенькая.

- Ты обещал поехать с нами в лес и наловить под цветочками лампумпонов. Мы увидим их, правда? - прошепелявила малышка.

- Обязательно увидим, - Некторов погладил Киру по голове.

Странно знакомым показалось тепло девочкиных волос под рукой, будто уже не раз прикасался к ним. Захотелось обнять ее, усадить к себе на колени, но Мила Михайловна решительно выпроводила дочек за дверь.

"Неужели это память бородулинского тела? - подумал он. - Тогда почему я безразличен к его жене? Более того, она глубоко не симпатична мне".

Он оглянулся. Комната была заставлена самодельными книжными шкафами и стеллажами, между которыми висели большие и маленькие фотографии морских, горных, пещерных пейзажей и странные фотофантазии с непонятными контурами, квадратами, спиралями.

- Этот профессор чуть с приветом, да? - в голосе Бородулиной прозвучала надежда. Муж почти не изменился, и трудно, невозможно было поверить в то, что перед ней чужой человек, как уверял Косовский. - Болтают, вроде ты другой?

- А каким бы вы хотели видеть меня?

- Чего развыкался? Я ведь знаю на тебе любой закоулок.