Павел Парфин - Посвящение в Мастера

Тем временем вслед за Эвтерпой, сменяя друг друга, появились и исчезли маски остальных шести муз - Эрато, Каллиопы, Клио, Полигимнии, Терпсихоры, Урании. Катарина, потешаясь над пойманным Ходасевичем, дурашливым голосом выкрикивала имена муз и, дополняя их образ, то перебирала струны неизвестного Ходасевичу инструмента, то размахивала перед Вадькиным носом рулоном бумаги и гусиным пером, то чуть не выколола глаза громадным школьным циркулем, при этом другой рукой прижимая к его груди глобус (уже гораздо позже Катарина объяснила, что с циркулем и глобусом она изображала музу астрономии Уранию, а со свитком и пером была Клио - муза истории). В тот момент, когда циркуль, направляемый рисковой рукой Катарины, раскрыл свои острые объятия в пяти сантиметрах от Вадькиных глаз, Ходасевич попытался бежать. Но единственное, что смог сделать, так это вжаться в тонкое прозрачное ложе, и в ту же секунду испытал новую сильную боль в заду. Твою мать! - ругнулся Ходасевич.- Щас этот глиняный х... трахнет меня!

Но Ходасевич не успел ни толком испугаться, ни родить блиц-план своего спасения - над ним нависла огромной крашеной луной лицо Катарины. Оно было прекрасно искусственной, машинной красотой - такой красотой обладают, например, модные автомобили, сверхзвуковые самолеты или даже космические ракеты. Волшебно преображенное макияжем, оно излучало серебристо-алый свет и тревожный аромат футуристической, как пронеслось в голове Вадьки, любви. Точно выбрав цель, губы девушки медленно, неумолимо, будто Союз к Аполлону, приближались к Вадькиным губам. Еще миг - и они стыковались! Совсем близко сверкнули иллюминаторы бледно-зеленых Катарининых глаз. Терпкий вермут сквозь шлюзы губ хлынул в рот Ходасевичу. Он поперхнулся от неожиданности, прыснул на Катарину вином, хотел вскочить, но в этот миг Катарина оседлала его. Ходасевич вскрикнул, пронзенный вдруг резкой болью - фаллос Диониса вновь атаковал Вадькин зад. Ходасевич резко изогнулся всем телом, дабы избавиться от глиняной дряни. Черт! Интересно, таку ж незручнисть - ать! ать! - испытывали запорожские казаки - вот зараза на мою задницу! - когда ляхи - ать! - сажали их на кол? Кряхтя и извиваясь всем телом, Ходасевич порадовался про себя, что не утратил чувство юмора даже в таком идиотском положении, когда керамический истукан - ать! - едва не сделал его педерастом. Наконец Вадька изловчился, схватившись за веревки, подтянулся к изголовью... и в этот момент глиняный фаллос согнулся под ним. Надо же, и х... сделан из гибкой керамики! Ну Катарина дает!.. И Катарина, словно подслушав его мысли, чем-то тяжелым заехала ему между глаз.

...Катарина была на высоте блаженства, Ходасевич слегка постанывал под ней. Однако то, что она сейчас делала с ним, вряд ли можно было назвать занятием любовью с любовью. По-спортивному легко и ритмично она поднимала ляжки над распятым Вадькиным пахом, но ровно настолько, чтобы взлететь на вершину его, прямо сказать, охреневшего Эвереста - ни миллиметром выше! - и снова с наслаждением вернуться к его влажному подножию. Грудь ее двумя большими белыми облаками проносилась над опустошенными, будто высохшие озера, Вадькиными глазами. Дыхание Катарины было ровным, что только подтверждало ее прекрасную спортивную подготовку. Казалось, этому никогда не будет конца. Девушка, не нарушая ритма, продолжала поучать Ходасевича:

- Не надо гневить муз, Ходасевич! Накличешь беду! Разозлишь Диониса, заступника муз. Знаешь, как Дионис поступил со своим двоюродным братом Пенфеем, когда тот вздумал ему перечить?.. Бог растерзал Пенфея, как дикую лань, руками его собственной матери - фиванской царицы Агавы! В экстазе та приняла сына за жертвенное животное... Но неужели ты не знаешь, как плохо кончил Ликург? Ты, кстати, не собираешься кончать?.. Ликург - отпрыск эдонских царей! Подобно Пенфею, Ликург осмелился выступить против виноградной вакханалии Диониса. И что же?.. Угадай с трех раз, что с ним стало! Верно! За упрямство, за отступничество Ликург поплатился головой! Дионис лишил царевича разума, а потом Ликурга затоптали любимые лошади!

Катарина так резво подскочила на Ходасевиче, что едва не вырвала с корнем его член. Ходасевич аж взвыл! Рванул в бешенстве правой рукой - но петля лишь острей впилась ему в запястье. Ходасевич с ужасом почувствовал, как от резкого его телодвижения под ним выпрямляется глиняный член... Катарина, как ни в чем не бывало, продолжила:

- Музы - девки тоже были не промах! Сами кого хошь могли развести! Однажды один фракийский плейбой по имени Фамирид вздумал соперничать с музами. Сладкоголосый красавчик, с быстрыми, чувственными пальцами, с закрытыми глазами безошибочно находивший любую эрогенную точку кифары - этот зазнайка вконец оборзел! Сечешь, Ходасевич? Забил музыкальную стрелку музам этот поганец, Фамирид, его мать!.. Мол, если я вас обыграю, б...ди геликонские, то поимею каждую из вас. Ну а если вы, на огорчение Зевсу, обскачите меня - берите всего на усладу! Понравится - еще приходите... Музы, разумеется, победили, пришли к самолюбцу лишь однажды... и отняли у юного Фамирида голубой взгляд и золотой голос. Ослепили, короче, плейбоя и чуть не зарезали... А красивый черт был! Я недавно видела его во сне: глаза голубика, ягодицы - закачаешься! Это он, Фамирид, фракийский развратник, стал зачинщиком однополой любви! Еще когда был зряч и певуч, соблазнил юного Гиакинфа и трахнул! Как моя глиняная кукла - тебя! Тебя! Тебя!..

Катарина шумно, с безобразно-счастливой гримасой кончила и упала, придавив Ходасевича могильной плитой. Раскаленной, отчего-то подумалось Вадьке, огнем преисподней. А Вадькиному солдату - все нипочем, он остался стоять по стойке смирно, даже и не думая разряжать ружье... Улегшись с левого бока, Катарина, спеша куда-то, задышала в ухо Ходасевичу. Пламенная патока слов ее, проникнув сквозь ушное отверстие, вмиг затопила Вадькин желудок и печень, добралась до сердца и грозила сварить ум. Черт с ними, музами!..- дышала стряпуха огня...

...Эх, Катарина, Катарина! Какая ж ты ненасытная! Нет чтобы полежать с ним подольше, бок о бок, подышать ему в ухо, вдохнуть хоть капельку надежды, что не все стервы дряни, кровопийцы и с камнем в душе! Что и среди сволочей в юбке есть хорошие люди, теплые и отзывчивые, то есть способные быть твоим эхом в трудную минуту... Эх, Катарина! Стерва ты! Поимела его, Вадькин, не только х.., но и непутевую душу! Душу, угодившую в блестящую паутину твоих, Катарина, бредней. Ну что ты скачешь на нем, как последняя б..? Он все одно никогда не кончит...

Катарина усердно трудилась, отрабатывая, наверное, одной ей известный план. Может, она хотела просто затрахать Вадима, отвлекая его от мыслей об этом, как медсестра шлепком от укола, россказнями об эфимерном вдохновении?