Феликс Дымов - Полторы сосульки (Сборник фантастики)

— Ну вот, видите? Значит, он больше вашего о программе болеет. Не доверяет вам.

— Просто по-другому не умеет. А я считаю, если я помощник, то или не мешай мне в моих вопросах, полную власть предоставь, или выгоняй к чертовой матери! Кстати, больше пользы будет.

Свидерский удовлетворенно и едва заметно хмыкнул. Закипает юноша. Не ляпнул бы чего с досады, да вряд ли: кое-что все-таки сумели ему внушить. Огрызается, не без того, ну да если чуток и погорячится, то пусть там, в будущем, знают, с какой публикой работать приходится!

Юрий Петрович деликатно кашлянул в кулачок и со всей мягкостью заметил:

— Ваш начальник до восьми, до девяти вечера здесь сидит!

— Лишнее доказательство моей правоты. Можно и на раскладушке в цехе ночевать, а дело с места не сдвинется.

«Ах, язва, на меня намекает! Все знают, что я раньше десяти с завода не ухожу».

Свидерский покосился на Арта. Мотает на диск слова и выражение лиц, а потом где-нибудь исторические хроники расклеит. Ткни сейчас пальцем — мокрого места не останется. Окунуть шмакодявку в мраморную чернильницу, придавить железной крышкой — и никто никогда не вспомнит о горе-исследователе… Ростки ему понадобились! Да тут их сроду ни в ком не было! Крутимся изо всех сил, дальше носа заглянуть некогда. Не до будущего — с настоящим бы как-нибудь справиться…

Юрий Петрович начинал злиться, а это пагубно для репутации выдержанного, безукоризненно вежливого руководителя. Не стоит из-за пустяков подрывать свой авторитет перед потомками. Он смял сигарету, швырнул в урну и почти подавил раздражение.

— Вам, Эльдар Антонович, как плохому танцору, всегда шнурки ботинок мешают…

— Я полагаю, Юрий Петрович, мозги мне вправлять можно и в рабочее время. А если вас интересует истина, то я уже докладывал: цех не виноват, мы неделями прикатываем, драим пастой, а сборщики раз нагрузят — на винте такие надиры, хоть целиком его выбрасывай. Мы четырежды переделывали. Сколько можно?

Бармин впервые посмотрел в глаза главному инженеру, и Свидерский ясно прочел в этом осуждающем взоре: «Тратим время попусту, играем в никому не нужные игры, совещаемся, делаем вид, будто так и надо. И как ты по инерции занимаешь здесь кресло, ничегошеньки не знача, так и мы все по твоей милости абсолютно ни к чему. Заявить вслух ни у кого не хватает смелости, за места свои дрожим. И выйдем отсюда как и пришли: не нацеленные, а пустые и оскорбленные…»

Свидерский внутренне поежился от этого невысказанного монолога и поторопился перевести разговор в другое русло:

— Может, станок виноват?

— Проверка на точность отклонений не выявила! — опередил ответ Бармина механик, тренированным жестом выхватывая из папки бумажку и потрясая ею перед собой.

Бармин опять поднял голову и ухмыльнулся, потому что знал цену таким вот актам, сам не раз их организовывал. Но в данном случае не в точности дело. И не в том даже, что винт и гайку к нему делают на разных станках, хотя это и не положено: начальник цеха слушать ничего не желает, приказывает нарушать технологию, лишь бы поскорее разделаться. И это тоже знают все, здесь сидящие. Но молчат.

— Ваше мнение? — обратился Свидерский к металлургу.

— Визжит, как поросенок! — бодро ответил тот, отворачиваясь от окна.

— В таком виде ставить нельзя, — сказал заместитель главного конструктора, чувствуя, что дошла и до него очередь. — Вы же знаете, Юрий Петрович, в Ильичевске один кран опрокинулся.

— Но ведь не нашей конструкции? И не из-за винта?

— Все равно, — стоял на своем замглавного.

— Простите, Юрий Петрович. — Бармин сунул в зубы незажженную сигарету и пожевал ее, не решаясь чиркнуть спичку. — Я консультировался в Доме техники, у нас неудачная пара: винт плохо принимает закалку, материал гайки на него наволакивается, вот и идут надиры…

— Вы в нашу работу не лезьте! — закричал металлург. — Такие нам по кооперации отковали. Целиком в печь не влезают, из-за того и не закалить.

— Зачем же вы заложили этот металл, если знали, что так получится?

— А я не знал! — Металлург обезоруживающе улыбнулся.

Арт на столе беззвучно захохотал.

— Имейте в виду, Эльдар Антонович, — поспешил завершить совещание Свидерский, — никто не позволит выбрасывать на ветер государственные средства. Чертежи изменены, в дальнейшем такие винты не пойдут, но эти придется делать, в них слишком много вложено.

— Мы только ближние копейки учитываем, Юрий

Петрович, а рубли хороним. Посчитайте, во сколько нам уже обошлись трехнедельная работа уникального станка, простой двух бригад сборщиков, штраф за непоставку? Может, дешевле все-таки отправить заготовки в шихту?

— Новых нам не дадут, и я прошу принять меры…

— Зря беспокоитесь, Эльдар Антонович, — добродушно и громко сказал главный технолог. — Я только что из цеха, через пару часов винт будет как стеклышко.

— В пятый раз, — горько заметил Бармин.

— Ничего. Ты с женой каждую ночь спишь — и не надоедает! — грубо пошутил главный технолог.

— Значит, я могу надеяться, завтра утром винт будет на сборке? — уточнил Свидерский. Бармин кивнул.

— Но вообще-то безобразие, Юрий Петрович. — Молчавший до сих пор начальник техбюро оторвался от протокола. — Металлурги поумничали, поставили не тот металл и не удосужились хотя бы предупредить. Не дело так.

— Хорошо-хорошо, учтем. — Свидерский успокаивающе поднял руки. — Все свободны.

Ему уже порядком надоело это сборище. Парадокс современности. С Барминым ругаешься, так он хоть аргументы какие ни на есть выставляет. Умел бы входить в положение руководства, цены б ему не было. А остальным лишь бы спихнуть с себя — и трава не расти!

Свидерский поморщился, видя, что Бармин со всеми вместе не удалился, и поторопился задать вопрос, пока Арт, обманутый тишиной, не возвратился в естественный облик:

— Вы что-нибудь хотели добавить, Эльдар Антонович?

— По винту ничего. Но я еще раз прошу отпустить меня из цеха. Не могу больше ходить под начальником, который сам вопросов не решает и другим не дает.

— Я уважаю ваше мнение, Эльдар Антонович, но не могу оголить цех. И вообще — последнее время начальник вроде вас хвалит?

— Однако на декадке за меня не вступился… Да и цена этим похвалам! Спорить я с ним перестал, в ущерб делу, вот и удостоился. Поймите, я ведь не повышения прошу. Я могу делать в три раза больше, пусть только никто не мешает.

— Высокое мнение у вас о своей персоне. Ну-ну, не кипятитесь, я еще раз подумаю.

— Вы и раньше то же самое обещали.