Анвар Абиджан - Аламазон и его пехота

— Как его зовут?

— Аламазон, — ответил мальчик.

— С дакиыи целями ты пришел в страну счастливцев, освобожденных от мытья и чистки?

Этот вопрос задал уже начальник тайной службы, который решил, что ему пора приступить к своим обязанностям.

— Чтобы выкрасть нагрудный знак падишаха, — тут же придумал цель Аламазон.

Нагрудный знак-изображение священного осла — сиял на груди юного принца Фонуса, и он невольно тронул его рукой, чтобы убедиться в его целости и сохранности. — Кто поручил тебе это подлое дело?

— Принц Феруз, — без запинки ответил Аламазон. Он решил, что говорить правду этим людям бессмысленно, все равно ему никто не поверит. А придумав легенду о том, что ему поручили выкрасть нагрудный знак, он тем самым получит отсрочку и избежит долгого и унизительного допроса.

Ишмат смотрел на него с удивлением и смущением. Удивлением потому, что не мог понять, зачем Аламазоиу возводить на себя напраслину. Смущался же он потому, что Грязнуля ласково гладил его и всячески выказывал знаки расположения, в то время как к Аламазону отнесся сурово и даже враждебно.

— Как же ты собирался это осуществить? — продолжал допрос начальник тайной службы.

— Ночью пробраться во дворец, а там и в комнату падишаха.

Все окружающие заохали от возмущения.

— Теперь вы поняли, уважаемые, насколько он опасен? — обратился Фискиддин Фискал к окружающим. — Он ведь посягнул на главную реликвию государства — изоб — ражение священного Осла! А тем самым и на власть нашего падишаха, ибо известно, что владыка без священного изображения — это почти и не владыка. Но это еще не все. Ведь если бы он забрался в покои властелина, то что могло бы его остановить? Кто может поручиться, что ему не дано задание… — тут Фискиддин Фискал сделал паузу, чтобы все могли по-настоящему оценить значение его слов, — задание поднять руку на самого Грязнулю Первого!

Придворные закатили глаза от ужаса. Грязнуля Первый завопил;

— В зиндан его! В темницу, и немедленно!

И все подхватили:

— В темницу!

Когда два здоровенных стражника с копьями наперевес вели Аламазона к выходу, Ишмат чуть не расплакался, глядя ему вслед. Хотя именно Аламазон был причиной всех бед, постигших их, потому что затеял это путешествие, Ишмат все равно в глубине души продолжал восхищаться своим отважным другом.

СМЕЛЫЕ ПЕХОТИНЦЫ АЛАМАЗОНА

Сарбазы не очень желали обременять себя лишними трудами. Они не стали возиться с канатной лестницей, а, открыв решетку люка, толкнули пленника вниз. Если бы не куча полусгнившей соломы, мальчик мог бы разбиться. Он с грохотом упал и некоторое время лежал без движений, потом потихоньку пришел в себя.

Темница вполне оправдывала свое название — ничего не было видно вокруг. Аламазон повернулся на бок и стал растирать ушибленную ногу, прислушиваясь.

Чувствовалось, что в темнице он не один. И в самом деле, вскоре раздался голос — оттуда, где сверкали чьи-то глаза.

— Кто ты, эй, несчастный?

Голос был детский, и Аламазон горделиво представился, словно его должны были знать во всем Юлдузстане.

— Смотрите на него! Сам в темнице, а нос — на небе! — снова заговорил тот же мальчишеский голос. — А ну-ка иди сюда. Мне как раз нужно вытереть ноги. Этим хочу сказать, что мы тебе покажем.

— Сначала я вытру свои ноги, — упрямо и спокойно ответил Аламазон. — Теперь кроме глаз он увидел и зубы — они сверкали в темноте, мальчик смеялся.

— Он еще сопротивляется! Если не умеешь приземляться, зачем нужно было летать?

В темнице стало шумно. Привыкнув к темноте, Аламазон увидел, что здесь находятся еще трое невольников. Несмотря на то, что воздух был спертый и душный и кроме соломы на каменном полу ничего не было, держались они бодро. Старший мальчик, который разговаривал с Аламазоном, подошел к нему:

— Ну-ка, давай поборемся — кто сильнее? Я здесь старший, и ты должен это признать.

— Сначала поборемся, — хладнокровно ответил Аламазон. — И я покажу тебе, на что способен мушкетер из Таштака!

Спустя некоторое время противник его лежал на лопатках. Потом он встал, отряхнулся.

— Ладно, признаю твое первенство! Где это ты так научился?

— Расскажу потом, — Аламазон помолчал. Надо присмотреться к ребятам, понять, кто они такие. И он сразу начал это выяснять. — Лучше давай сперва познакомимся!

Ребята согласились охотно. Выяснилось, что старшего из них, который боролся с Аламазоном, зовут Ушастик — за уши, которые у него действительно велики. Двух остальных — Тапочка и например. А вообще все это не имена, а прозвища, потому что все трое — сироты, бездомные музыканты, которые зарабатывали тем, что играли на свадьбах. Жили они все вместе в брошенной хижине, все, что зарабатывали, делили меж собой. Однажды не выдержали строгого запрета и стали купаться в сас. Тутто их и накрыли вездесущие сыщики.

— И таких тут было много раньше, если хотелось плюнуть, надо было встать, — закончил Ушастый. — Но все они — кто получил положенное ему количество плетей и ушел, кто раскаялся. Раскаяться, вообще-то, должны были все, и в знак раскаяния поцеловать ногу Грязнуле Первому. Мы это делать отказались, вот почему нас и не выпускают из этой дыры.

Смелость и упрямство мальчишек понравились Аламазону. «С такими не пропадешь», — подумал ок. Особенно понравился ему маленький Например — быстрый, ловкий, словно зверек, он всегда улыбался и сыпал острыми словечками, то и дело к месту и не к месту вставляя свое «Например», отчего и получил это прозвище. От сырости он прихворнул, теперь сильно кашлял, но не терял бодрости и не сетовал на упрямство друзей, из-за которых он сидел здесь.

Тапочка, хотя больше молчал в своем углу и не ввязывался в разговоры, был по натуре отважным и прямым и никогда не хитрил. У него была одна особенность — он умел так тихо ходить, что почти невозможно было услышать его шаги, словно ноги его были обуты в бархатные мягкие тапочки. Оттого его так и прозвали — «Тапочка».

Прошло два дня. Ребята совсем подружились. Друзья рассказывали Аламазону о своей жизни и занятиях. Они даже умудрились тихонько, чтобы не слышали стражники, пропеть ему несколько песен, которые особенно охотно распевали в Юядузстане. Обидно было думать, что такой талантливый и трудолюбивый народ вынужден терпеть лишения, подчиняться глупому и избалованному тирану. И Аламазон без конца размышлял, как приступить к делу, с чего начать?

«В первую очередь надо посрамить Грязнулю Первого», — звучали в его ушах слова Хумо Хартума. Но как это сделать?

— Надо выбраться отсюда, — сказал он на следующее утро. — Любыми путями, но выбраться.