Александр Лоскутов - Кольца вероятности

И, глядя на свои окровавленные руки, я… кажется, я что-то закричал, вскочил на ноги, метнулся к дверям, даже не соображая, что именно оттуда и ведется стрельба. Оттолкнул валящийся на меня труп и… Очутился лицом к лицу с тощим мотоциклистом.

На меня уставились замутненные яростью глаза, в которых на мгновение вспыхнула искорка страха. Тощий отшатнулся, машинально прикрываясь руками. Если бы я мог в тот момент думать, то наверняка заинтересовался бы тем, почему это я вызываю у него такой явный испуг, но… Но я был не способен к логическому мышлению в момент, когда вокруг свистели пули. И вместо того чтобы врезать тощему по шее, я дал ему время опомниться.

На его лице появилось презрительное расчетливое выражение. Ужас в глазах исчез, сменившись холодной яростью. И, глядя, как медленно поднимается пистолет, я наконец-то отчетливо осознал, что именно в этот момент и решается моя судьба.

Не знаю, что меня подтолкнуло. Я прыгнул. Сиганул в окно. И уже перелетая через усеянный осколками стекла подоконник, понял, что это конец.

Четвертый этаж. Разобьюсь всмятку.

И тут пришла боль. Такая боль, равной которой я еще не знал. Она исходила из моей левой руки. Я хотел заорать, но не смог. Хотел вдохнуть, но не смог. Хотел дернуться, но не смог.

Перед глазами вновь всплыло улыбающееся лицо Ольги.

И все это за те доли мгновения, когда я летел вниз к земле.

Я упал на что-то мягкое и вязкое. Что-то пахнущее так омерзительно, что перешибало дыхание. И это что-то медленно ползло мимо моего дома.

Чудовищным усилием воли подняв голову и поняв, что только что воткнулся задом в грузовик с навозом, я потерял сознание.

Что делал груженный сельскохозяйственными отходами грузовик посреди города? Кому так срочно понадобился навоз, что его пришлось везти ночью? Как меня угораздило выпрыгнуть прямо в кузов? Я не задавался этими вопросами, приняв вещи такими, какие они есть. Только одна мысль грызла меня все сильнее и сильнее с каждой минутой.

Ольга. Как там моя Оля? Я оставил ее в самом пекле, трусливо выпрыгнув из окна, как застигнутый мужем любовник. Что же делать? Вернуться? Но как?

С трудом продрав глаза, я увидел над собой усыпанное звездами небо и лениво плывущий в недосягаемой высоте месяц. Машина медленно тряслась по проселочной дороге, а вокруг простиралось серебристое в лунном свете поле, засеянное какой-то зерновой культурой. Красивейшее зрелище, насладиться которым я никак не мог. Во-первых, потому что вокруг стоял такой аромат, что хотелось немедленно удавиться. А во-вторых, у меня все тело ломило так, будто… будто я только что шмякнулся с четвертого этажа.

Сколько времени мне пришлось проваляться по уши в побочном продукте скотоводства, я не знал. Где я сейчас – даже не догадывался. Куда еду – неизвестно.

Грузовик замедлил ход и задребезжал, переезжая какие-то колдобины. Я тяжело поднялся, перевалился через борт и кулем рухнул на землю. Обернулся. В ночи виднелись два красных фонаря уходящей машины, и я провожал их взглядом, пока они не исчезли из вида.

Я остался один. Ночью. В поле. Перемазанный с ног до головы. С погоней на хвосте – в этом я ни на секунду не сомневался. Залечь бы куда-нибудь… Вот только сейчас меня любой дурак с легкостью най­дет. По запаху.

Кое-как отчистив лишь лицо, я побрел в сторону от дороги. Незрелая пшеница шевелилась под слабым дуновением ветерка. Я шел, с трудом переставляя ноги. Все тело отчаянно ныло. В запястье левой руки образовался комок жгучей боли. Силы вытекали из меня, как вода из дырявого ведра.

Споткнувшись, я упал на колени. А потом – какого черта – ткнулся носом в землю. Слабо пахло сеном, хотя, конечно, не только…

Успев только перевернуться на спину и мимолетно взглянуть в ночное небо, я уснул.

О-ой… Больно!…

Сидя посреди пшеничного поля, я мрачно осматривал свое избитое тело и подсчитывал синяки. Впрочем, большинство из них невозможно было разглядеть под слоем засохшей корки навоза. Но болело у меня абсолютно все, так что, наверное, досталось мне вчера основательно.

На общем фоне особенно выделялась левая рука, безобразно распухшая и посиневшая почти до самого локтя. На запястье ободом выделялась широкая полоса белесой кожи над утонувшим в моей плоти браслетом, фиолетовые росчерки вен выпирали из кожи, будто стараясь ее прорвать.

Черт. Я же почти ничего не помнил. Тот еще денек вчера был. Сначала в парке, потом дома. Помню, стреляли, жмуриков помню, квартиру мою разнесли. Я из окна выпрыгнул… Ольга! Как там Ольга?!

Я встал. Голова кружилась. Перед глазами плыли какие-то круги. Восходящее солнце молотом ударило в глаза. Больно-то как… В какой же стороне город?

Вокруг никого. Только поле, да далеко в стороне виднелся какой-то лесок, а возле него тонкая ниточка шоссе. Вот туда и пойду. Эх, машину бы остановить. Только это вряд ли. Ни один нормальный человек не посадил бы рядом с собой такого, как я. Грязный, вонючий, избитый и, вообще, чуть живой. Я бы точно не посадил. Разве что только в кузов какого-нибудь грузовика.

Господи, как же я в городе-то появлюсь? Ужас!

Стоп! Кто сказал, что мне вообще надо в город? А куда же еще? Но разве тебе мало? Хочешь снова влипнуть в проблемы? Второй раз может так не повезти. Но что же тогда делать? Ждать? Бросить все? Там же Ольга! Я должен вернуться! Я должен ей помочь! Там не только Ольга. Там еще и ловушка. Если тебя пристрелят, Ольге лучше не станет.

Думай… Думай. Думай!

Блин горелый! Как же у меня голова трещит!

Мысленно беседуя сам с собой, я добрался до шоссе и… Сел неподалеку под деревом, раздумывая, что же делать дальше. Мимо одна за другой проносились машины. Движение было весьма оживленным. Мчались многочисленные легковушки. Во множестве шли тяжелые фуры. Проехал междугородний автобус.

Выйти к дороге? Голосовать? Так ведь никто не остановится. Надежнее всего двигать своим ходом. Только в какой стороне город? Сейчас сориентируюсь. Ага, похоже, там.

Я встал и медленно побрел вдоль дороги. Голова была как чугунная – ни одной мысли. И при этом как-то само собой сложилась мысль о том, что мне надо заглянуть домой. Кто я сейчас? Без документов, без денег, грязный, как черт. И Ольга. Там моя жена!

Солнце безжалостно палило макушку. Жарко. Слишком жарко. Грязное тело невыносимо чесалось и зудело так, что хотелось выть. В горле пересохло. Эх, сейчас бы водички.

С утра я, пожалуй, отмахал километров пятнадцать. Если учесть мое состояние, то это было очень и очень немало. Я брел по обочине, едва переставляя ноги, и изредка махал рукой, пытаясь остановить какую-нибудь из машин. Никто даже и не думал обращать внимание на перемазанного придурка в рваной одежде. Чего и следовало ожидать.