Александр Щеголев - Раб

Проснулся я оттого, что кто-то тыкал мне в лицо холодным пальцем. Конечно, это было всего-навсего иллюзией, на самом деле меня разбудили срывавшиеся с потолка капли воды. Взбудораженный сновидением, спросонья туго соображающий, я привстал и подумал в испуге: "Дождь?" Действительно, это явление походило именно на дождь - капли падали равномерно по всей Келье, и довольно-таки интенсивно. Я вскочил, сорвал с себя куртку и заботливо укрыл Книгу. Потом забрался под стол. Что это значит? задавался я вопросом. Мне было не по себе.

Ошеломляющая догадка едва не привела к травме: скрюченному под столом человеку трудновато встать, не попытавшись предварительно вылезти. Это слезы! - я понял вдруг смысл происходящего. - Келья плачет! Она плачет! Плачет!... И тогда я вылез, разделся и лег, доверчиво подставив тело благословенной влаге.

Привычка размышлять, растянувшись на шуршащем матраце, сделала свое дело. Я быстро успокоился и принялся анализировать новые чудеса. Виденный ночью сон я истолковал без особенных мозговых затрат. Очевидно, не одному мне открылась Келья, много людей побывало здесь до меня, вполне вероятно, что и сейчас немало отшельников обитает в условиях, сходных с моими. Собственно, это я предполагал и раньше. А вот то, что все отшельники, постигшие предназначение и вышедшие в мир, приползают на коленях обратно, явилось для меня неожиданностью. Конечно, этот факт наводил на грустные обобщения, в очередной раз показывал, как мал человек в сравнении со злом, но не мне было расстраиваться и бичевать человеческую слабость: всего лишь день минул с тех пор, как я сам вернулся сюда. К тому же, насколько я понял, так происходило везде, не только у нас - везде, где действовала Келья. И я поразился: какова же сила слов Твоих, Книга, какова же сладость воздуха Твоего, если каждый выходящий неизбежно стремится вернуться!

Келья плакала. Шел легкий дождик, переходящий иногда в морось. Слезы лились с потолка беспрерывно, наполняя комнату вкрадчивым шепотом, стекали по стенам, капали со стола, слезы покрывали пол сплошной лужей. Когда же я не выдержал, принялся закоченевшими пальцами нашаривать под собой одежду, дождь постепенно пошел на убыль, и вскоре прекратился совсем. Я оделся. Почему Келья плакала? Эту загадку я так и не решил. Ведь я вернулся! Я счастлив! Почему же она плакала? Единственный разумный ответ, приходивший мне в голову, был таков: Келья плакала от радости. Других вариантов я не видел. Я слаб, о прости...

Горела свеча - ни одна капля не упала на нее. И я встал, и я прошлепал босыми ногами к столу, с трепетом сознавая, что ступаю по слезам Твоим, о-о... сел на табурет, высвободил Книгу из намокшей куртки, придвинул к себе, открыл наугад, всмотрелся в страницу... Я открыл Книгу где-то в конце, и обнаружил что там... обычный рукописный текст, а затем, лихорадочно листая страницы, увидел: текст написан разными почерками, на разных языках, от древнерусского до английского - я немного знаю английский, я когда-то был деловым... и я понял - здесь писали люди. Такие же, как я. Мои предшественники. Мои братья. И я понял... Стоп! Сначала спросил себя: а не стал ли я господином?

Или нет? Что случилось раньше? Плохо помню: странный тогда был день. Итак, я спросил. - А не стал ли я господином себя бренного? И с восторгом ответил. - Да! Да! Да!.. Или это не я ответил?

Я вернулся в Келью, потому что не смог жить без добра. Добро есть понимание и правда. И самоотречение. И свеча, в которой сгорает все ненужное. Добро есть несгибаемая вера в нее. Я понял, что я грязен, низок, мерзок, и сознание это дало мне право считать себя приобщенным... Что я несу, какое у меня "право"! Просто я стал рабом всеобщего добра, а значит, и господином себя бренного. Просто я готов на все. На что? На все. Только подскажи...

Так я размышлял, сидя за столом. Или в этот момент я лежал на тахте? Тьфу! Я хотел сказать - на скамье?

Я отчетливо понял, что люблю Келью, да-да, как ни забавно это звучит! Никого раньше не любил, кроме себя, точнее, кроме своей капризной плоти. Всецело принадлежал себе, одному только себе. Я был рабом. А теперь, кого я люблю теперь? Как это - кого!... Боже, о чем я?

Устал...

Не получается у меня жизнеописание! Сбиваюсь, путаюсь. Стыдно. Собственно, сегодня я рассказываю о том, как достиг покоя, и осталось мне поведать совсем чуть-чуть. Да, я почувствовал, я сказал себе, что стал господином своих дум, желаний, действий, и это удивительное открытие заставило меня вскочить и заметаться из угла в угол, поднимая фонтаны брызг. На несколько мгновений мечты мои унеслись далеко-далеко, за горизонты разумного. Я молод! - вдруг вспомнил я, обрадовавшись до головокружения. - Мне всего двадцать пять! Ясно представилась дальнейшая жизнь в Келье - освященная надеждами, богатая важными мыслями, наполненная увлекательными поисками и поразительными находками в собственной душе. А может быть я не такой уж и плохой, каким кажусь себе? - предположил я, осмелев до опасной крайности. - Не так уж грязен?... Короче говоря, я окунулся в неземное блаженство за эти несколько мгновений. И только к вечеру сумел опомниться, вернулся в нормальное свое состояние.

Я должен описать случившееся со мной! - вот что я понял, обнаружив в конце Книги множество рукописных страниц. Я должен писать Здесь! И, отыскав в глубинах куртки шариковую ручку, решительно сел за стол, пролистал Книгу до чистых страниц, вывел первый заголовок: "Келья". А затем, - придумав начальную фразу, составив примерный план рассказа, определив волнующие меня темы, вспомнив прошлую жизнь, - затем, только затем...

Я достиг, наконец, покоя.

Я обращаюсь к вам, братья неведомые - уже прошедшие мой путь, и медленно бредущие вслед за мной - я взываю к вашей мудрости и вашей милости, мои братья по вере. По какой такой "вере"? По вере в то, что добро есть. Пусть мои слова будут рядом с вашими, пусть наши слова будут вместе, и пусть они говорят об одном и том же. Пусть они твердят о сегодняшнем. Завтра, если останутся силы, я попробую рассказать о завтрашнем. Сегодня же... Я описал все, как сумел. И ничего сверх этого беспощадного предела. Я излагал историю моего личного восприятия Кельи, старался быть последовательным, откровенным и грамотным. Я старался быть понятым правильно. Я старался.

Пишущий эти строки, не пора ли тебе заканчивать?

Давно пора, но мне никак не остановиться. Сейчас я отложу шариковую ручку, закрою Книгу, нет! - открою ее сначала...

Это хорошо, пишущий. Продолжаешь ли ты помнить, для кого писал?

О да, конечно. Для себя, всегда - только для себя.

А теперь вопрос, оставшийся ранее без ответа: зачем ты писал?

Позволь не отвечать.

Правильное решение, иначе получилась бы маленькая красивая ложь. Если станешь взрослей, ответишь. Теперь - веришь ли ты, что кто-нибудь прочитает написанное тобой?