Джеймс Блэйлок - Бумажный грааль

– Боюсь, у меня есть только консервы из тушеных овощей, – продолжал мистер Джиммерс, доставая из кухонного шкафчика банку. – Их можно есть с яичницей-болтушкой. И на тосте не так уж плохо. Жаль, что у нас нет тостов. Остаток хлеба пошел на вчерашние бутерброды. Но у меня есть соль. Сам я не завтракаю. От них у меня метаболизм к чертям летит, завтраки они такие. Чтобы промыть организм, я по утрам пью чашку «Постума» – ну, знаете, кофейный напиток без кофеина? И обязательно с горячей водой из-под крана.

– Спасибо. – Говард попытался вложить в свои слова как можно больше искренности. – Но мне надо добраться в Форт-Брэгг. Я тоже не любитель завтракать.

Джиммерс убрал назад консервы.

– Тогда, может, чашку «Постума»? Говард останавливающе поднял руку.

– У меня организм в порядке. Наверное, я просто побегу. А вот бутерброд вчера был первостатейный.

– Вы слишком добры, – сказал Джиммерс, провожая его через комнату с камином к входной двери, где Говард подобрал свои ботинки. Простояв на улице всю туманную ночь, они отсырели и стали липкими на ощупь. Не беда, обогреватель в грузовичке их высушит. – Тогда до свидания, – сказал мистер Джиммерс, начав закрывать дверь, как только Говард переступил порог. – Очень мило, что вы заглянули.

Небо было голубым и ясным, воздух холодным. Туман лежал над океаном серым одеялом, но был далеко. Днем потеплеет, и Говард почти развеселился, предвкушая завтрак в Форт-Брэгг. Он подошел к дверце трейлера, решив забросить внутрь куртку. На окне, строго посередине, был наклеен пеликан. Да уж, точно клейщики, совсем как сказал Джиммерс. Украли чертову переводилку, а потом налепили на первое попавшееся стекло. Ну и ладно, подумал Говард. Он и сам сюда бы ее наклеил. Они просто избавили его от трудов.

Минуту спустя он уже ехал на север, прокручивая в голове события последних суток. Мистер Джиммерс ничего толком ему не объяснил. Был ли рисунок украден? Или мистер Джиммерс куда-то его убрал для сохранности? Может, рисунок в его загадочном жестяном гараже? Говард очень наделялся, что нет. Через неделю на открытом воздухе, да еще в таком сыром климате его не повесишь и в мусоросжигателе. С тем же успехом можно бросить в океан. Скоро придется поехать к мистеру Джиммерсу снова. Надо будет уговорить дядюшку Роя ему помочь. Может, удастся придумать какую-то историю, мол, музей платит комиссионные, и тогда он сумеет подсунуть дядюшке Рою пару сотен долларов. Но только нужно провернуть все похитрее.

Ему на мгновение вспомнилось, что ночь он провел запертым на чердаке, как был напуган до полусмерти, как потом злился на Джиммерса. Ему все еще не хотелось смеяться. Чего тут смешного? Но и в полицию обращаться ни к чему. Слишком многое в происходящем он не понимает, слишком много таинственного скрывается в тумане. Может, он покончил с загадками, может, нет. Надо будет расспросить Сильвию, воззвать к ее врожденной честности. Сильвия была все же проще, понятнее мистера Джиммерса.

Сильвия. Как-то не с той ноты у них началось. Ему вдруг показалось, что он произвел на Сильвию не то впечатление, ну впрямь красноносый клоун в огромных ботинках. Он непроизвольно втянул живот и, сев прямее, глянул на себя в зеркальце. Хотя бы он небезнадежен. Лицо все еще довольно худощавое. Кое-кто, набрав вес, наедает щеки, но у него тут никогда проблем не было. У него был скоропалительный метаболизм, позволявший ему без сожалений есть что захочется, и он считал это признаком здоровья. Временами, когда особенно перебарщивал, он обзаводился «спасательным кругом», который, пока не отбивался от рук, было нетрудно спрятать. По крайней мере пляжи северного побережья не располагают к загоранию. Можно не расстегивать рубашку и втягивать живот.

А еще нужно снова начать бегать. И поменьше калорий – никаких больше пончиков или «Твинки». Итак: новый режим, подход в духе «Фермы солнечной ягоды», и в силу это решение вступит сразу после завтрака, который Говард съест в Форт-Брэгге и который будет состоять из высоченной стопки оладий. И порубить пару часов дрова у дядюшки Роя тоже не помешает. Он будет отрабатывать кров, вот именно: отрабатывать свой кров. Опустив окно, Говард глубоко вдохнул воздух, полный запаха соли и прелой осенней растительности. Говард даже удивился, как ему хорошо, и бог с ней, с пыткой на чердаке. Начинался новый, с иголочки, день.

Может, и к лучшему, если рисунок Хокусаи и вправду исчез. Это почти обрубит его связи с музеем. За последнюю неделю рисунок стал этакой морковкой на палке. Его исчезновение Говарда освободит, так ведь? Если удастся его заполучить, то из чувства долга придется везти назад на юг, потом в самом деле подбирать и монтировать японскую экспозицию, которую он так расхваливал. Пришлось потрудиться, чтобы склонить на эту идею миссис Глисон, а теперь он не знал, зачем это делал. Музей казался бесконечно далеким. Если он сегодня войдет в здание, залы покажутся ему совершенно чужими. Скоро он забудет, где хранятся вырезки из газет и как работает кофеварка. Что, если он приехал на север навсегда и только сейчас это осознал?

Он смахнул песчинку из угла глаза, показавшегося ему неестественно голубым – наверное, из-за неба, отражающегося в зеркальце заднего вида. Волосы тоже слушались, торчком не стояли, вероятно, слишком отросли, ну и черт с ними. Но побриться надо. Борода, когда он попытался отпустить ее несколько лет назад, напоминала мочалку, купленную по дешевке на блошином рынке. К тому же она начинала седеть – неизменный удар по тщеславию и напоминание о том, что годы летят, и моложе он не становится. Эта мысль несколько его отрезвила, и он внезапно замерз под залетавшим в открытое окно ветром с океана.

Он проехал первый поворот на Мендосино и, оглянувшись на указатель, увидел вдруг Сильвию – она стояла подле желтой «тойоты», припаркованной на автозаправке. Мгновение спустя он потерял ее из виду. Здесь же ее магазинчик, на Главной улице Мендосино! Он слышал, что она начала с малого и едва-едва сводит концы с концами, половина товара у нее взята на комиссию. Бездумно развернувшись на Копейной, он поехал назад к Главной.

На автозаправке теперь было пусто, что, пожалуй, и к лучшему. Правду сказать, ему не хотелось, чтобы она его увидела и подумала, будто он слоняется поблизости, следит за ней. Ему просто было интересно посмотреть на ее магазин, интересно узнать, какой стала ее жизнь за те годы, что он ее не видел. Он медленно ехал по Главной, удивляясь количеству машин. Мендосино словно бы превратился в развлекательный городок для покупателей. А вот и желтая «тойота», припаркованная у обочины. Он сбавил скорость, размышляя, который из магазинчиков ее. Слишком многие здесь могли величаться «бутиками».