Михаил Ляшенко - Человек - Луч. Фантастический роман с иллюстрациями

Несколько раз за андрюхинскими воротами вспыхивала красная лампочка. Но каждая из этих вспышек свидетельствовала не о голе, а лишь о слабых нервах того, кто включал лампу…

Юра со все большим раздражением видел, что, если бы не виртуозная, сказочная игра вратаря, команда Андрюхина потерпела бы полный разгром. Но с вратарем ничего нельзя было сделать. Он был непробиваем. Юра попытался затолкнуть его в ворота вместе с шайбой, но вновь ощутил, что налетел на ту же глухую стену, тот же неумолимый чугун. Вратарь даже не покачнулся.

Между тем игра переместилась в зону защиты Юриной команды. Теперь уже у их ворот одно напряженное мгновение сменяло другое. Зрителей лихорадило. То и дело они словно взрывались глухими вскриками. Назревал гол. Два раза Юра спасал свои ворота, успевая вовремя защитить их взамен выскакивавшего, излишне резвого вратаря. В третий раз два андрюхинских игрока, вылетев прямо на вратаря, вместо того чтобы бить по воротам, ни с того ни с сего принялись лихорадочно перепасовывать друг другу. С трибуны это было похоже на то, как если бы их дергали за веревочку. Раздался громовый хохот. Потом начались выкрики:

— С поля!..

— Мазилы!..

Почему-то кричали:

— Профессора Ван Лан-ши! На помощь!

Кто этот профессор, и какое отношение он имел к гигантам?

Крики тонули в хохоте, смысла которого Юра не понимал и даже готов был принять на свой счет. Впрочем, знаменитая выдержка ему пока не изменяла: он вел бой, как всегда, расчетливо, умно, напористо и красиво. Но старцы его играли все хуже. Похоже было, что они махнули рукой на игру. Или устали? Во всяком случае, они никак не могли вырваться из своей зоны. А еще через минуту наступила развязка. Вратарь лежал на животе, выбросив вперед руку с клюшкой, а шайба, трепыхнувшись в сетке, жирно шмякнулась на лед. Счет стал 2:0.

Юра угрюмо, не глядя на своих партнеров, начал с центра. И вдруг он увидел, что стоявший против него андрюхинский игрок улыбается. Улыбка была такой замороженной, что только сейчас Юре пришло в голову, до чего его противники похожи на тех рослых, румяных манекенов, которых выставляют в витринах универмагов. Он взглянул на других андрюхинских игроков. Они все улыбались одинаковой безжизненной улыбкой, демонстрируя отличные зубы… Юре стало не по себе. Он вспомнил ощущение не то скалы, не то металла, которое появлялось у него при каждом столкновении с андрюхинскими игроками. Мелькнула сумасшедшая мысль: это не живые существа! Но если они заводные истуканы, то как же они играют в хоккей? Как успевают реагировать на каждое движение противника? Как проделывают все, что делают и живые, настоящие игроки, причем их вратарь так защищает ворота, как не смог бы ни один живой игрок в мире?

Но прежде всего — живые они или нет? В этом Юра решил убедиться немедленно. Он знал, что его сейчас же удалят с поля, и все же, не в силах более терпеть томительную неизвестность, он, делая вид, что пытается достать шайбу, сунул клюшку между ног шедшего сбоку андрюхинского игрока… Тотчас раздался свисток великолепно проводившего встречу судьи. Толчок был, однако, таким, что от него свалился не только андрюхинский игрок, но и Юра. Первым вскочил розовощекий, все так же упорно улыбающийся атлет и протянул Юре руку в огромной перчатке. Юра ухватился за эту руку, но все-таки ничего не понял. Рука была как рука: даже как будто теплая…

«Ерунда какая!.. — едва не пробормотал Юра с таким чувством, с каким наши далекие предки говорили: «Аминь, аминь, рассыпься, сатана». — И что это мне пришло в голову? Ребята, как ребята…»

Но от механических улыбок ему все же было не по себе. Фигуры андрюхинских игроков дышали прямо-таки могильным холодом. И вообще, нет-нет, да и продирал по коже дикий страх, когда снова приходила мысль, что это не люди…

Вот в таком состоянии Юра ни с того ни с сего попятился в сторону перед самыми своими воротами от двух стремительно шедших на него игроков. Через мгновение жаркий стыд залил его липкой волной, но было уже поздно, счет стал 3:0. Команда Института долголетия явно проигрывала, и, кажется, дело шло к разгромному счету… Кое-как, вяло отбиваясь, она продержалась со счетом 3:0 до конца второго периода, и, понурив голову, под свист и улюлюканье что-то особенно расходившихся зрителей, игроки скрылись в своей раздевалке. Розовощекие атлеты снова остались на льду, а с ними и заботливый Андрюхин.

— Вы что, до сих пор ничего не понимаете? — сердито спросил Юру его вратарь, едва они переступили порог. — До сих пор думаете выиграть?

— Да, — отвечал Юра, впрочем хмуро и не очень уверенно.

Остальные игроки, кто ворча, кто весело подшучивая, только пожимали плечами, слушая их беседу. Один из них сочувственно поглядывал на Юру, что-то соображая.

— С кем вы играли? — продолжал вратарь.

— Со слабой командой здоровенных ребят, которых мы давно разложили бы как хотели, — сообщил Юра, — если бы не их вратарь…

— Уж не хотите ли вы сказать, что проигрываете из-за меня? — вскинулся вратарь Юриной команды.

Юра поспешил его успокоить.

— Так знайте, мое дитя, — благодушно заявил тогда вратарь, которому совсем недавно исполнилось ровно сто лет, — что впервые в истории не только хоккея, но, что гораздо важнее, в истории кибернетики сегодня на хоккейном поле Академического городка против живых людей во всех трех периодах выступают великолепные решающие устройства, оформленные в виде людей…

— Как вы сказали? — тихо переспросил Юра. — Оформленные?..

— Ну да. Что же вас удивляет? Нам пора бы привыкнуть и не к такому… Говорят, один из канадских учеников Андрюхина, талантливейший Лайонель Крэгс, населил в южных морях чуть ли не два острова механическими черепахами… Он оформил свои машины в виде черепах. Это не имеет никакого значения…

— Не имеет значения? — повторил Юра.

— Ни малейшего! Важна специализация, то есть программа, заданная машине. Конечно, любой из игроков, выступавших против нас, способен производить с невероятной быстротой и сложнейшие вычисления, заменяя один сотню самых квалифицированных математиков… Но сегодня они работали по другой программе. Они играли в хоккей.

— Это я видел! — закричал Юра. — Но как? Как? Я понимаю, что машина может двигаться, может бить клюшкой по шайбе. Я сам собирал простейшие решающие устройства. Но в хоккее необходимо принимать мгновенные решения из десятков возможных и неожиданных. И ведь я видел — они, эти, как вы говорите, машины, принимали такие решения сами! Сами! Что ж, они умеют думать?

— О нет!.. Андрюхин сумел составить великолепную программу, а машины, может быть, даже улучшили ее… Не понимаете? Странно… Я слыхал, что вы интересуетесь кибернетикой… Ну что ж, вам придется основательно подучиться. Пока я рекомендую поразмыслить над тем, что самое сложное действие, требующее сотен и тысяч различных операций, можно «вложить» в машину в виде цепочки самого простого выбора — «да» или «нет» — для каждой операции. Этих «да» или «нет» может быть бесконечно много, и они могут чередоваться с невероятной быстротой. Каждому «да» или «нет» соответствует определенный сигнал в машине, — скажем, электрический сигнал, который вызывает действие, реакцию…