Олег Овчинников - Кокон

Вот Тошка – да, он бы смог… (На самом деле этот резкий перескок мысли от Бога к мужу мог показаться неожиданным только на первый взгляд. Ибо, если разобраться, что есть муж, как не царь и Бог в масштабах одной отдельно взятой семьи?) Да, окажись Тошка на ее месте, уж он наверняка нашел бы способ вдохнуть жизнь в мертвые батарейки. Он делал такое в домашних условиях, реанимировал, так он это называл, отслужившие свой срок элементы питания, вываривая их в каком-то соляном растворе. Правда, те батарейки были другой марки, не в металлическом, а в картонном корпусе, который Тошка предварительно снимал, а обнажившийся слой черной смолы, или чего-то на нее похожего, в нескольких местах протыкал шилом. Аля не умела ничего подобного, у нее не было возможности приготовить соляной раствор, но кое-что она могла сделать и в своем положении, не ища оправдания в собственной немощности и в типичном для большинства женщин техническом кретинизме. По крайней мере она должна попытаться.

И Аля попыталась. Не спеша, стараясь хотя бы отчасти контролировать дрожь в липких пальцах, она стала крутить колпачок на рукоятке фонарика против часовой стрелки. На этот раз – до самого конца, пока он не подпрыгнул на ожившей пружинке и не остался в ее руке. Она убрала колпачок в нагрудный карман, понимая, что если потеряет его теперь, то скорее всего, уже никогда не найдет, затем одну за другой аккуратно вытряхнула на ладонь все три батарейки. Опустошенный фонарик она временно спрятала в соседний карман побольше, благо конструкция комбинезона предполагала наличие множества разнокалиберных отделений, и принялась колдовать над батарейками. Она стучала ими друг о дружку, как будто намереваясь высечь искру. Она терла ими о рукав шерстяного свитера, выглядывающего из-под комбинезона, хотя и догадывалась, что эксперимент с эбонитовой палочкой, которым ее коллега из кабинета химии из года в год восхищает семиклассников, в данном случае не даст результата. Она даже пробовала их на вкус, зажимая металлический цилиндрик между языком и верхним небом, и когда не обнаруживала и намека на кислинку, брала из рюкзачка новую батарейку. В конце концов ей удалось собрать полный комплект из числа тех, что еще внушали хотя бы тень надежды.

Вопреки обыкновению, Аля ни о чем не просила своего Боженьку, пока заправляла батарейками полую рукоятку фонарика, прикручивала на место колпачок и, обмерев сердцем, ждала решающего щелчка. Но она немедленно вспомнила о нем, как только темноту пещеры нерешительно прорезал тусклый лучик света.

– Спасибо, – прошептала она так тихо, словно это была не фраза а мысль.

Прикручивать колпачок уже не имело смысла, фонарик и так светил еле-еле. Сильно сощурившись – ждать, пока глаза привыкнут к свету, не было времени – Аля повела лучом по сторонам. Так, здесь пусто. И здесь. На полу вокруг нее – обрывки серой мерзости, которую она с такой яростью разбросала где попало. С левой стороны тоже ничего. А сзади… Аля оперлась о землю свободной рукой, осторожно обернулась и… нет, на сей раз ей удалось удержаться от крика, только измученное сердце вне очереди выдало несколько гулких дуплетов. Але потребовалась примерно секунда, чтобы сообразить, что увиденное ею – не присевшее перед прыжком чудовище с мощным туловищем и множеством щупалец на конце конической вытянутой морды, а всего лишь разбуженная лучом фонарика тень от примуса «Шмель», лежащего на боку пустой канистры.

Аля мысленно сказала сердцу: «Тише, тише…» и направила луч на потолок. Слишком слабо. До потолка доставало только бледное овальное пятно, окрашивающее все, что попадало в область видимости, в различные оттенки серого. Вот если бы Аля могла подняться на ноги и вытянуть вверх руку с фонариком, возможно, ей удалось бы разглядеть какие-нибудь подробности. И, возможно, ей от этого стало бы гораздо хуже. Да, Але вполне хватало того, что она смутно видела, а также того, до чего могла додуматься.

Никакого чудовища в пещере нет. Зато осталось множество следов его – или их?! – здесь пребывания. Нити, все те же нити, мерзкие на вид точно так же, как и на ощупь. Грязно-белые, они, возможно, выглядели бы прозрачными, если бы не вездесущая каменная пыль. Нити стелились по потолку, вероятно, цепляясь за любую шероховатость поверхности благодаря своей поразительной липучести. Они тянулись из одного угла пещеры в другой, какие-то параллельно друг другу, какие-то – перекрещиваясь. Концы некоторых нитей свисали вниз, как, бывает, свисают со столбов фрагменты оборвавшегося провода, на концах собранные добросовестными электриками в эдакие мрачноватые петельки – как немой призыв к суициду, – невольно пробуждающие в памяти строки известного стихотворения: «Я спросил электрика Петрова…»

Итак, в настоящий момент чудовища здесь нет. Оно убежало, уползло, улетело, или как там передвигается эта тварь, напуганное Алиным криком. Но оно в любой момент может вернуться. Значит, надо поберечь батарейки, иными словами, притушить свет до тех пор, когда он действительно понадобится. Выражаясь языком телеведущих, до новых встреч. И Аля, против собственного желания, против инстинкта, против суеверного убеждения, что с таким трудом реанимированные батарейки просто обидятся на столь пренебрежительное обращение и не захотят работать снова, все-таки отключила фонарик.

В тот же миг страх, отступивший на время за пределы очерченного бледным лучом круга, вернулся к ней, истощившийся, но не побежденный. Сердце гулко отбивало тревожный рваный ритм, в животе как будто что-то ворочалось или заплеталось в узлы, во рту ощущался стойкий металлический привкус. Навряд ли от дегустации батареек, скорее он возник вследствие интенсивного адреналинового всплеска, как непременно объяснил бы Тошка, будь он сейчас рядом. Ах, если бы…

– Тошка, Тошенька, – простонала она, и все та же металлическая горечь наполнила ее голос.

Да, во многом Тошка был настоящим профессионалом. Во всем, что касалось обращения с техникой, ее починки, а также общих знаний, которые можно почерпнуть из толстых, красочных и, как правило, недешевых книг. Но иногда… Иногда из-под внешней оболочки сильного, всезнающего, уверенного в себе мужчины проглядывала такая пугающая беспомощность, что хотелось отвернуться. Это случалось нечасто, несколько по-настоящему вопиющих случаев катастрофической потери лица Аля могла бы пересчитать по пальцам одной руки, но ведь именно они чаще всего всплывали в памяти. Обычно Аля без труда справлялась с этим, она как будто привязывала к неприятному воспоминанию грузик тяжеловесной народной мудрости вроде «Да с кем не бывает?» и отправляла обратно на дно, но сейчас ей отчего-то не хотелось этого делать.