Михаил Лапиков - Чепай

— Какого чёрта! — удержать равновесие получилось только чудом. Снаряд, конечно, прошёл далеко в стороне, но слишком уж неожиданным оказался выстрел.

Следующий выстрел даже получилось разглядеть. Очень тяжело не заметить, как целая рощица чуть в стороне от главных путей вздрагивает и роняет листву. Массово.

Факел пламени длиной метров пятнадцать и хищно вытянутый снаряд не заметить ещё труднее.

Некогда громкое дребезжание радиотелеграфа в этот раз донеслось будто сквозь вату.

— Ведём бой, — судя по растерянному тону Фёдора Дмитриевича, сообщение пришло открытым текстом. — Четыре боевых колосса противника с мотопехотной поддержкой. Квадраты… ну, дальше уже не для нас.

— Как же так? — растерянно спросила Ксения. — И трёх часов не прошло, а они уже здесь?

— У реки, — поправил её воен-инженер.

— Но, — пионерка запнулась. — Мы же не успеем к ним туда вернуться! Тут… через вокзал только, и потом, наверное, минут сорок ещё…

— Мы не будем возвращаться, — холодный ответ Романенко заставил Ксению смолкнуть. — Это не одинокий разведчик. Это ударный эскадрон. Что мы с ним сделаем?

— Но, — удивительный мир привычных Ксении несгибаемых бойцов из местных детских рассказов, даже под огнём пулемётов готовых пафосно выстрелить один последний раз по врагу, не собирался легко сдавать позиции. — А в городе чего с ним сделают?

— Чему учили! — яростно отрезал Романенко.

— Но, это же преступление! — не выдержала Ксения. — Так нельзя!

— Нельзя трёх шпаков без толку гробить вместе с машиной, вот что нельзя! — Романенко, наконец, взорвался. — Двух нецелованных девок и отца троих детей!

— Чего это сразу нецелованных? — к немалому изумлению Вашей Покорной эту реплику мы с Ксенией произнесли хором. Не сговариваясь. Пусть даже Ваша Покорная собиралась не более чем выплеснуть раздражение хоть каким-то скандалом, а Ксения обиделась всерьёз.

— Та-ак, — с расстановкой произнёс Арон Моисеевич. — Женя ещё ладно, а вы, Ксения Ивановна…

Остаток его фразы заглушил следующий выстрел. Судя по яростному стрёкоту радиотелеграфа, какой-то эффект все эти снаряды на противника оказывали. Казалось бы, ну во что на таком расстоянии можно попасть, кроме, плюс-минус, футбольного поля?

С другой стороны, боевые колоссы явно противоречили буквально любому жизненному опыту Вашей Покорной. Начиная с того, что они вообще ходили, и заканчивая тем, как управлялись. Кто их знает, чего здесь ещё не как у людей?

— Ксения, — учитель снова напомнил о себе. — Я жду.

— Самолёты! — выпалила она чуть ли не с облегчением. — Смотрите!

Над горизонтом снова маячили знакомые уже силуэты штурмовиков.

Ну, привет.

Давно не виделись.

Наших перехватчиков и след простыл. Да и чего бы они тут вдвоём сделали? Несколько пар "сто девятых" держались чуть в стороне и выше основной массы штурмовиков — как раз на такой случай.

А вот сами штурмовики заставили крепко призадуматься.

Прошлые гости не то не готовились встретить "Чапаева", не то, всё-таки, растерялись, когда наши перехватчики уделали ведущие машины.

Эти же отлично понимали, с кем имеют дело. Широкий строй, чем ближе к нам, тем заметнее, дробился на отдельные группы машины по четыре.

— А сейчас, — задумчиво произнесла Ваша Покорная, — они разойдутся в стороны и нам…

— Женя! — вскинулся учитель.

— И нам станет нелегко, — показная вежливость при детях — штука хорошая, но иногда очень грустно чувствовать себя Кассандрой.

Предсказание сбылось, но какая нам с того радость? Самолёты заложили широкий ленивый вираж над головой нашей самоходной бани, построились в круг, но вовсе не торопились атаковать.

— Чего они ждут? — нервно спросил учитель?

— Подкрепления? — ничего более естественного на ум не приходило. — Фёдор Дмитриевич, сколько бомб нам действительно хватит? Только честно?

— Как повезёт, — глухо сказал он. — Если закрываться, руку отшибёт. Если нет…

Первые самолёты, почему-то лишь истребители, пошли вниз. Между ними и стальным яйцом бронешлема "Чапаева" повисли длинные цепочки трассеров.

Ощущалось это… ну, примерно, как подхваченный сильным ветром песок.

В лицо.

— По глазам бьют! — первой догадалась Ксения.

К счастью для нас, истребители для снайперской работы не годились. Свинцовая мелочь только без особого толку царапала краску.

Истерично трещал радиотелеграф.

— Боюсь, у меня плохие новости, — понимание накатило, как только стало ясно, что никто, кроме истребителей, нашей самоходной баней не занимается. — Они сюда не за нами.

Сразу несколько групп штурмовиков нырнули вниз так, будто лишь этих слов и дожидались.

В руке привычно уже лязгнул щит.

— Женя, что вы делаете? — судя по реакции нашего воена-инженера, здешние уставы не запрещали гонять боевые колоссы задним ходом, с задранной к небу головой, да ещё и почти бегом, только потому, что никто и подумать не мог, что это вообще может у кого-то получиться.

Несколько шатких, словно пьяных, шагов, остановка, поворот, замах — и щит вновь устремился ввысь. Не к пикирующим в нашу сторону штурмовикам, вовсе нет.

Те даже не делали вид, что заняты нами всерьёз. Бомбы они, конечно, сбросили, но и только. Даже обманчиво неповоротливый колосс выходил из-под них чуть ли не шагом.

А вот остальные штурмовики на свою цель зашли уверенно и спокойно.

Цели.

Хотя железнодорожная пушка и перестала стрелять, не заметить её сверху после такой частой пальбы не смог бы разве что слепой. Как и два натужно пыхтящих чуть в стороне поезда.

Штурмовики неслись к ним как на показных учениях. Неслись. До моего отчаянного броска.

Проверять на своей шкуре, насколько хорошо у Вашей Покорной с глазомером, никто из пилотов так и не рискнул. Бомбы они торопливо побросали куда придётся — лишь бы поскорее увести машины с пути бешено крутящегося стального блина.

Но…

Даже наша атака лишь отпугнула часть самолётов. Остальные шли, как и шли, пока бесполезный щит выписывал широкую дугу хорошо в стороне от них.

Кажется, Арон Моисеевич кричал.

Бомбы, одна за другой, падали к своим целям.

Над лесом встало дымное облако. Огрызок ствола корабельного орудия улетел в сторону как игрушечный. Примерно так улетает выше головы большой гвоздь с приклеенным на острие ружейным капсюлем, если бросить его на асфальт в момент острого приступа детской популярной забавы "вышиби ненужный глаз".

Листву с деревьев просто сдуло. В глубине дымного облака что-то гулко затрещало и пошло неторопливо, с достоинством, лопаться. Очевидно, пороховые заряды. От позиции железнодорожного орудия не осталось даже следа. Только подлетали ввысь неопознаваемые чёрные клочья.