Андрей Плеханов - Особо опасная особь

— Нет, нет. Что ты, Вик?

Да, да. Конечно, да. Лина напрягала и расслабляла мышцы ног, стараясь, чтобы движения ее не были заметны. Ей нужно разогреться, чтобы разбудить пальцеглаза. Всего один большой прыжок. Всего один. И одна пуля. Пуля была ей гарантирована. Может быть, не одна. Но если он не попадет ей в голову, она должна успеть.

— Ты отработала свое, — Вик поднял пистолет, направил его на Лину. — И совершила много глупостей. Опоздала, девочка. Ты могла бы убить меня уже давно:как только начала действовать утилита детоксикации, нейролептик в твоей крови разрушился, и ничто тебя больше не сдерживало. Ты об этом не догадалась — даже тогда, когда чертов серв предложил тебе пришить меня.

— Я знала об этом, — сказала Лина. — Просто не хотела тебя убивать. Не хотела, понимаешь? Это же так просто.

— А сейчас хочешь?

— И сейчас не хочу.

— Врешь. Жаль, что ты не видишь себя со стороны. Ты как пантера перед прыжком — красивая тварь, ничего не скажешь.

— Господи, какая же ты дрянь, — сказала Лина, уже не скрывая отвращения. — Будь ты проклят во веки вечные. Давай стреляй. Давай, чего ждешь?

— Так не интересно, — Виктор опустил пистолет. — Хочешь честную дуэль? Я считаю до трех: ты прыгаешь, я стреляю. Кто быстрее?

— Что ж тут честного? Пистолет против голых рук.

— Ты сама по себе оружие, девочка. Не забывай об этом. Можешь свернуть мне шею как цыпленку.

— Иди к черту, — Лина плюнула под ноги. — Играешь со мной до последнего. Противно все это. Стреляй так, не буду я прыгать.

— Как хочешь, — Виктор поднялся на ноги, снова поднял пистолет, демонстративно щелкнул затвором. — Считаю. Раз, два…

Лина сорвалась с места и понеслась вперед.

Время застыло, растянулось в бесконечные секунды — как в киношном “сло-мо”[3]. Она преодолела пространство до стола в два прыжка, уже вытянула руки… Пистолет выстрелил с оглушительным грохотом — раз, второй, третий. Лина не почувствовала пуль, что прошили ее тело. Она увидела, как Виктор скользит в сторону, уходя с линии атаки. Ударилась о стол, перелетела через него и рухнула на пол.

Виктор наклонился над ней.

— Ты так и не научилась тормозить, девочка, — сказал он.

Лина попыталась ответить, но ледяные губы не слушались. Волна запоздалой боли прокатилась по всему телу. Свет померк. Лина в последний раз дернула ногами и затихла.

— Конец первого этапа, — Виктор Дельгадо улыбнулся. — Можно пить шампанское.

Виктор смахнул аппаратуру с каталки на пол, поднял Лину, положил ее на каталку, отодрал застежки-липучки, стянул с девушки куртку. Три дырки, черт! Одна в плече, две в грудной клетке справа. Проникающее ранение, гемоторакс, само собой. Слава богу, в сердце не попал. Он все еще неплохой стрелок. Пока жива, но, если не принять мер, умрет минут через десять, никакая регенерация не поможет.

Быстрее, быстрее! Виктор мчался по коридору, толкая перед собой каталку. Все, кажется, предусмотрел, и вот на тебе — девчонка изувечена больше, чем того бы хотелось. А она еще нужна — всего лишь на два дня, дальше, понятно, в распыл ее, в дезинтегратор, но два дня очень важны. Все это дешевый выпендреж — пистолет, разговорчики. Можно было обойтись обычной инъекцией. Но ведь скучно — просто так. А какой шикарный спектакль получился, какие страсти, какой адреналинчик, разве забудешь такое? Он ворвался в операционную, схватил Лину, грубо, церемонясь, кинул на стол ее бесчувственное тело, зажег лампы, сдернул с девушки остатки одежды. Хороша девочка. Была хороша… Ладно, найдет он себе еще сотни самок, самочек — любых, каких пожелает. Так, так. Первым делом, конечно, интубация, трубка в трахею, чтоб не задохнулась. Отлично! Герметично заклеим дыры свистящего пробитого легкого. Готово. Пули достанем потом, если понадобится… понадобится вряд ли, дезинтегратору все равно что перерабатывать. Инъекции кардиостимуляторов, релаксантов, бронхолитиков, гепарина и всего остального, что положено. Сделано. Теперь, само собой, — большую, удвоенную дозу нейролептика. Пусть девочка поспит как следует — не дай бог, такой монстрице очухаться — все на Слоне разнесет…

Виктор обвел глазами мониторы. Жизненные функции Лины улучшались на глазах. До нормы, понятно, еще далеко, но уже ясно, что жить будет. Вот они, стансовские гены-генчики. Чудо в каждой клетке организма, сокровище, которому нет цены.

— Я тоже буду таким, — вслух сказал Виктор Дельгаадо. — Я буду еще лучше, чем она!

Эйфория захлестнула его сердце горячей волной. Давно он не испытывал столь истинной, столь чистой, столь заслуженной радости.

Он подошел к клавиатуре и ввел программу. Массивные захваты из зеленого пластика нависли над операционным столом, опустились вниз и прижали девушку к столу, повторив очертания ее тела.

Вот так. Только так. Даже если девочка придет в сознание, если утилита детоксикации разрушит нейролептик в крови раньше запланированного срока, никуда она не уйдет. Полежит здесь, подождет его, Виктора, потому что для того, чтобы сдвинуть эти фиксаторы, нужно усилие в несколько тонн.

А он, Виктор, пойдет. Потому что ему пора обедать. Он пообедает, послушает хорошую музыку, выпьет шампанского, отпразднует очередную победу в компании лучшего из друзей — самого себя. Потом отдохнет, поспит пару часиков. И лишь потом вернется к прерванным делам.

Теперь он может позволить себе не нервничать и не спешить. Потому что никто не стоит с ножом у него за спиной. Ему наконец-то спокойно и уютно.

Виктор потянулся, зевнул и отправился на кухню — давать автомату заказ.

Форель, запеченная с французским сыром, — длинные розовые полоски в обрамлении шпината, сельдерея и кусочков лимона, на краешке блюда — аккуратная горка дижонской горчицы. Салат Nicoise — печеные сладкие перцы, зеленый салат, яйца, скумбрия со специями, оливковое масло. Бутылка брюта Gosset Grand Reserve в ведерке со льдом. Неплохой обед… Пражский симфонический в полном составе застыл на сцене — замороженная голограмма, ждущая призыва к действию. Виктор не спеша достал бутылку, обтер ее салфеткой, негромко хлопнул пробкой. Налил шампанское в фужер, пригубил. Прекрасно, прекрасно, маэстро Микулаш! Ваше здоровье, маэстро! Виктор сел на стул, расправил на коленях салфетку. Взял в правую руку нож, в левую вилку. И взмахнул ножом, как дирижерской палочкой.

Тихо вздохнули скрипки. Проснулся альт, повел свою нежную линию. Басы вздрогнули и эхом отразились от стен. Виктор отрезал кусочек форели, отправил в рот и pажмурился от удовольствия.

Большой триумф у него еще впереди. Но и малый, негромкий триумф, осознание качественно выполненной работы, стоит многого.