Бернар Вербер - Третье человечество
Дед был страстным поклонником муравьев, он обожал наблюдать за ними и пытался их понять. Мне кажется, что эта его специализация сначала помогла ему прозреть, но затем привела к заблуждениям. Он думал, что человек уменьшится, чтобы походить… на дорогих его сердцу муравьев.
Сейчас все наводит на мысль о том, что, по крайней мере в этом отношении, он был неправ. Примером, которому мы должны следовать, является не муравей, а динозавр.
Великанами мы были, великанами нам суждено стать. Тогда круг замкнется.
И я совершенно уверен, что в один прекрасный день мы станем похожими на тех колоссов, которых я нашел на озере Восток. Наш рост будет составлять 17 метров, вес – 700 килограммов, мы будем жить 1000 лет и общаться с помощью излучаемых мозгом волн, как раньше это делали Хомо гигантис.
Это интуитивное предвидение. Мое собственное.
Одно очевидно: мы, Хомо сапиенс, являемся промежуточным звеном между двумя видами гуманоидов – человеком прошлого и человеком будущего. Человека будущего пока нет. Его еще только предстоит создать.
28Он вздрогнул.
Дверной звонок прозвенел очень громко.
Томас Пеллегрен спустился по лестнице и открыл дверь. Перед ним стояла молодая, коротко стриженная шатенка. В ее одежде преобладали черные и желтые цвета, в руке она держала кожаный чемоданчик.
– Сюрприз! – воскликнула она.
Чтобы как-то отреагировать, мужчине понадобилось некоторое время.
– А вот и я, ваша дочь. Вскоре я отправляюсь писать очерк. Это может оказаться небезопасным, и у меня вдруг возникло желание вам позвонить. Я уже давно хотела с вами встретиться…
Тучи вдруг прорезали зигзаги молний.
Молодая женщина вошла внутрь. Небо на улице будто сорвалось с цепи, взорвалось крупными каплями дождя. Гостья уселась в самое большое кресло:
– Помните канун Нового года двадцать семь лет назад? Вы тогда, похоже, здорово набрались и даже сказали себе, что в этот вечер с вами не произойдет «ничего хорошего». Так вот «ничего хорошего» – это я.
У Томаса Пеллегрена был широкий лоб, посеребренные сединой виски, прямой нос и маленький рот. На нем был спортивный халат. Хозяин дома протяжно вздохнул.
– Я подумала, вам будет приятно узнать о моем существовании. Обретая меня сейчас, когда мне двадцать семь лет, вы получаете преимущество иметь ребенка, но при этом не обязаны переживать мучительный период бессонных ночей, воняющих пеленок, бутылочек с соской в три часа ночи и приступов боли, вызванной первыми режущимися зубами. – Она не сводила с него глаз. – Вы не болтливы, да?.. Я могу поставить себя на ваше место. Когда перед вами вот так, из плоти и крови, возникает осколок прошлого, которое хотелось бы забыть, это, должно быть, не очень… «удобно».
Пеллегрен по-прежнему сохранял бесстрастность.
– Перед тем как отправиться писать этот очерк, мне захотелось с вами повидаться. У меня такое ощущение, что там я могу погибнуть, и мне не хотелось бы исчезнуть из этой жизни, не сказав хотя бы один-единственный раз «здравствуй» своему… отцу. Не буду вам больше надоедать. Я ухожу, и вы обо мне больше никогда не услышите.
Женщина встала. Удерживать ее он не стал. И тогда она застыла перед дверью, словно чего-то дожидаясь.
– Вы совсем не помните мою мать, Франсуазу Каммерер?
Он сделал вид, что копается в своих воспоминаниях.
– Мне очень жаль, но… нет. Как вы меня нашли?
– Мама говорила, что вы «тип, который мучает животных якобы для того, чтобы двигать вперед науку». Из чего я сделала вывод, что вы биолог. Еще она рассказывала, что вы были «заодно с самодовольными придурками из университета Декарта», что звали вас так же, как святого Фому, и что вы верили только в то, что видели собственными глазами… Это значительно сократило область поиска, правда? Интерес к вам я проявляю уже давно, но познакомиться решилась только сейчас. Я прекрасно осведомлена о вашей жизни, исследованиях и открытиях. И могу сказать, что восхищаюсь вами как ученым. В немалой степени именно из-за вас я тоже стала биологом, специалистом по гормонам. Я от корки до корки прочитала вашу диссертацию «Влияние гормонов в пчелиных обществах».
Он нахмурился:
– А ваша мать, Франсуаза Каммерер, что с ней? Где она сейчас?
– Она умерла. Рак легких. Она была очень нервной, ее постоянно что-то тревожило. Две пачки сигарет в день – такое даром не проходит. Кроме того, она была склонна к депрессиям. Между нами говоря, я понимаю, почему вы не захотели остаться с ней. Даже для меня это иногда было довольно трудно… Я была ее единственной близкой родственницей. Мама умерла от сигарет, и я, чтобы быть последовательной, решила ее кремировать. Пеплом ты был, в пепел обратишься.
С этими словами Аврора достала пачку сигарет и закурила, не дожидаясь разрешения.
Томас Пеллегрен удивленно поднял бровь, но перебить не решился.
– Ладно, шучу. Просто у меня не было денег на мраморное надгробие и прочую чепуху. Это ведь стоит целое состояние. Небольшая урна практичнее и дешевле. А вот и она!
Аврора порылась в чемоданчике и вытащила металлическую коробку. Томас Пеллегрен взял ее так, словно внутри была священная реликвия. На коробке было написано «Шоколадные трюфели, содержание какао не менее 75 %».
– Я пошутила, – сказала Аврора, забрала у отца коробку, открыла крышку, взяла конфету и предложила ему: —Не хотите? Очень вкусно.
– Нет, нет, благодарю. Расскажите мне еще о вашей матери. Итак, вы ее кремировали. Что же было дальше?
– Над тем, что осталось от моей семьи, я произнесла поминальную речь. И знаете, что это был за текст?
– Вероятно, слова из Евангелия?
– Я прочитала гороскоп на день ее смерти. Три рубрики: здоровье, личная жизнь, карьера. Еще одна насмешка судьбы! Она была Раком с асцендентом в Раке. В гороскопе говорилось, что этот день в честь ее знака должен быть отмечен белым камнем.
– У вас есть фотографии матери?
Аврора вытащила небольшой альбом. Томас Пеллегрен стал рассматривать снимки.
– Нижняя часть лица, подбородок и нос у меня, как у нее, а верхняя – как у вас. Взгляните на мои глаза и широкий лоб. Высокий и прямой.
Томас смущенно, но внимательно посмотрел на нее.
– Мне кажется, что вы для полной уверенности захотите провести тест на ДНК. Я права?
– Вы сказали, что у нее были и дальние родственники?
– По тому, как эти люди на меня смотрели, я поняла, что они тоже считают меня «досадным недоразумением». Они употребили выражение «ошибка молодости».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});