Дети Морайбе - Паоло Бачигалупи
– Сорок пять тысяч человек! И никто из нас даже не догадывался. Я был агентом по недвижимости.
Трэвис смеется. Его смех – как заявка на превосходство над самим собой, и обрывается быстро. Лоло кажется, что это скорее жалость к себе. Они снова безмолвствуют, глядя на руины города.
– Наверное, надо было на север податься, так я думаю иногда, – говорит наконец Трэвис.
Лоло смотрит удивленно. Возвращается желание посвятить Трэвиса в тайну, но он снова сдерживается.
– И что там делать?
– Фрукты собирать, может быть. Или еще что. Так или этак, а вода там есть.
Лоло показывает на реку:
– Вон вода.
– Не для нас. – Трэвис замолкает. – Буду с тобой честен, Лоло. Я ходил до Соломины.
На секунду Лоло опешил от такой резкой перемены темы разговора. Слишком неприятно слышать подобное заявление. Но лицо у Трэвиса серьезное.
– Соломина? Не шутишь? Отсюда и аж дотуда?
– Отсюда и аж дотуда. – Он с вызовом пожимает плечами. – Все равно тамариск мне уже совсем не попадался. И переход на самом деле не так уж долго длился. Она куда ближе, чем была когда-то. Неделя пути вдоль рельсов, потом сел на угольный поезд, на нем добрался до федеральной дороги, а там – голосовал.
– И как оно?
– Пустошь. Мне один дальнобойщик рассказал, что Калифорния и Департамент внутренних дел разработали планы, какие города когда отключать. – Он многозначительно поглядел на Лоло. – Сразу после Лейк-Хавасу. Они поняли, что все надо делать постепенно. Выработали что-то вроде формулы: сколько городов, сколько людей испарить за один раз, чтобы не слишком много было шуму. Получили советы от китайцев – у них опыт с тех времен, как закрывались старые коммунистические заводы. И похоже, что они уже почти закончили. Ничего там не шевелится, кроме грузовиков на хайвеях и поездов с углем. Ну, еще пара стоянок для грузовиков.
– И ты видел Соломину?
– Конечно видел. К границе идет. Здоровенная. Такая, что сверху не залезешь, валяется в пустыне, как серебристая змея. До самой Калифорнии. – Он рефлекторно сплевывает. – Снизу бетон, чтобы вода в землю не впитывалась, а сверху какое-то углеродное волокно, чтобы испарения не было. Вся река уходит внутрь, ниже только пустой каньон, сухой, как кость. И всюду вертушки и «хаммеры», как гнездо шершней, мать их. Меня ближе чем на полмили не подпустили – ибо какие-то психи хотят ее взорвать. И особой вежливостью тоже не отличались.
– А чего ты ждал?
– Не знаю. Но смотреть тошно. Они дают нам работу плюс жалкую водяную премию, а на следующий год вода уходит в ту большую трубу. Небось моей прошлогодней водяной премией наполняет свой бассейн какой-нибудь калифорниец.
В темноте пульсирует песня цикад. Вдали слышен лай стаи койотов. Сообщники какое-то время сидят тихо, потом Лоло хлопает друга по плечу:
– А знаешь, Трэвис, может, это и к лучшему. Что ни говори, а пустыня – довольно-таки дурацкое место, чтобы через нее реку прокладывать.
Гомстед[103] Лоло тянется через пару акров наполовину защелоченной почвы, удобно близких к краю реки. Перевалив гребень последнего холма перед гомстедом, Лоло видит Анни. Она машет рукой, но продолжает заниматься огородом в расчете на ту воду, что он получит в виде премии.
Лоло останавливается, смотрит, как работает Анни. Как налетает ветер, неся запахи шалфея и глины. Возле Анни закручивается пыльный смерчик, сдергивает с головы бандану. Лоло с улыбкой смотрит, как Анни успевает ее поймать. Анни видит, что он все еще пялится, и машет ему рукой, чтобы прекратил бездельничать.
Он улыбается про себя и понукает Мэгги, направляя ее вниз по склону, но не перестает смотреть на работу Анни. Он благодарен ей. Благодарен, что каждый раз, когда возвращается с охоты на тамариск, она здесь. Она постоянна. Постояннее, чем люди вроде Трэвиса, которые сдают, когда наступают сухие времена. Постояннее любого, кого Лоло знал в этой жизни. И если иногда у нее и бывают кошмары, если она не может выдержать пребывание в городах или среди людей и просыпается посреди ночи, зовя родных, которых уже никогда не увидит, – что ж, тем более есть резон сеять тамариск и делать так, чтобы их никогда не вышвырнули со своей земли, как вышвырнули ее.
Лоло ставит Мэгги на колени, чтобы сойти, потом ведет ее к водопойной колоде, где полно слизи и шастают водомерки. Берет ведро и направляется к реке под жалобные стоны Мэгги. В былые времена на участке находились колодец и водопровод, но Лоло с Анни, как и все, лишились прав на откачку, и когда уровень подпочвенных вод упал ниже Минимально допустимого резерва, Бюро рекламаций забило колодец быстробетоном. Теперь они с Анни воруют из реки ведрами, или, когда не наблюдает Департамент внутренних дел, качают ножной помпой и заливают воду в скрытую подземную цистерну, которую он построил, когда вступили в действие Консервация ресурсов и правила допустимого использования.
Анни называет эти правила «ПеДИ», и звучит это почти нецензурно, но даже при запечатанном колодце им повезло. Здесь ведь не так, как в Спэниш-Оукс, или Энтелоп-Вэлли, или Ривер-Рич: дорогие участки с паршивыми водяными правами, которые превратились в пыль, и деньги не помогли, когда Вегас и Лос-Анджелес предъявили свои требования. И им не пришлось откупаться от «Феникс метро», когда компанию «Сентрал Аризона проджект» отключили от реки, а потом разнесли в черепки ее акведуки, потому что Аризона продолжала качать воду из озера Хавасу.
Наливая воду в колоду для Мэгги и оглядывая свой пыльный участок, где вовсю трудилась Анни, Лоло напоминает себе, насколько ему повезло. Его не сдуло. Они с Анни вкопались в землю. Пусть калифошки их зовут водяными клещами – так и хрен с ними, с калифошками. Если бы не такие люди, как он и Анни, эти сволочи и здесь бы все высушили и сдули, как в других местах. И если Лоло посеет кое-где чуть-чуть тамариска, то калифошки сами это заслужили, если подумать, что они со всеми прочими делают.
Напоив Мэгги, Лоло входит в дом и пьет сам из водяного фильтра. В прохладе саманного дома и вода прохладна. Низко над головой можжевеловые балки. Лоло садится и подключает камеру Бюро рекламаций к солнечной панели, которая установлена на крыше. Огонек зарядки мигает янтарным. Лоло встает и берет себе еще воды. Он привык к жажде, но почему-то сегодня никак не напьется. Сегодня его держит за горло Биг-Дэдди-Драут.
Входит Анни, отирая загорелой рукой пот со лба.
– Много не пей, – предупреждает она. – Качать нельзя было, гвардейцы
