Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского

Выдуманы ли они Достоевским? Конечно же, нет. Как я уже сказал, они живы и сегодня. Своими экспериментами они многое осветили. И прежде всего себя. Себя собою. Если, конечно, тем­ное может светить. Сеющих моровую язву вынесло на поверх­ность. И мы их увидели.

Но был на земле человек, который увидел их сто лет назад, при их зарождении, увидел в марте 1870 года, когда он начал пи­сать свой роман «Бесы». Он ничего не выдумал. А говорил прав­ду, которая, однако, была пострашнее лжи. Он ни на кого не кле­ветал, просто не исходил из созданных для самооценки стереоти­пов прогрессивности. Выносил стереотипы на свет, рассматривая» явления по существу, а затем уже прикладывал их к понятию прогресса. Не все соответствовало. Но вина ли в этом того, кто сопоставлял? Путь таких «прогрессистов» четко определен авто­ром уже эпиграфом к роману, где есть слова: «сбились мы». Сби­лись. А потому-то и так велика цена экспериментов. Даже не це­на, а издержки, ибо куплен-то нуль.

Можно, конечно, упрекнуть художника за то, что он не пока­зал других преобразователей, с набором иных качеств, ведущих мир не к мору, а от мора. Но будем судить об авторе не по тому, о чем он не написал, а по тому, о чем он написал. Ибо автору, и только ему, принадлежит право выбора тех аспектов действи­тельности, которые его больше волнуют. Достоевского больше всего волновала тупиковая ветвь преобразований, ветвь, ведущая к мору.

Современникам это казалось неправомерным. Они исходили из. интересов своего времени и в критике своей, может быть, были правы. Но у Достоевского была иная точка отсчета, он творил не только для своего времени. И потому современники времени ино­го, когда тупиковая ветвь усиленно стремится стать генеральной, должны по-иному оценить Достоевского.

Достоевский не принимает «бесовство». А вы его принимаете, вы, судьи писателя? Если нет, то оцените вклад мыслителя в рас­крытие ваших глаз. Он заботился о вас, когда вас еще не было на свете. Если да, то я вам ничего доказать не смогу — говорим на разных языках.

То, что Достоевский увидел, он назвал мерзким. Оно и было мерзким. Писатель дал прогноз развития общества при торжестве в нем «бесовства». Наше время подводит предварительные итоги этого торжества. Они устрашающи. Окончательные можно будет подвести только после смерти «бесовства». Но и предварительные показывают правильность прогноза.

Но Достоевский не считал фатальным путь «бесовства», путь к мору. Он предвидел этот путь не для всех народов. Не для Рос­сии. Это временная болезнь Европы. Преодолимая. С помощью России. Россия излечит Европу от буржуазности и явлений, из «ее вытекающих.

Конечно, можно вывернуть взгляды Достоевского наизнанку и провозгласить еще одно его пророчество. Писатель, мол, предвидел Октябрь и видел в нем спасение мира. Будет ложь. Хотя я и предвижу возможность такого толкования в будущем, когда отно­шение к Достоевскому от сдержанно положительного перейдет в просто положительное. Не предвидел Достоевский Октября в Рос­сии. Более того, он хотел видеть в России лекарство от октябрей. Он думал, что Россия одолеет Европу. Но Европа. одолела Рос­сию. Пророчества здесь не было. Да и не принял бы Достоев­ский Октября. Ибо, как я уже говорил, он исходил из братства всех, а не через исключение. Писатель много говорил о том, что судьей Европы будет Россия, но он не предугадал того пути, по которому пойдет Россия. Она должна была спасти мир от «желе­за и крови». Но перешла на этот путь раньше Европы. Хотя, в от­личие от «бесов», никогда не стремилась к «железу и крови» как к самоцели. Пророк не увидел пути своей родины.

Достоевский видел в России другое — антитезу социализма. Суть России — православие. Оно-то и спасет мир. И эпиграф-то к «Бесам» двойной: второй — из Евангелия. В одной из записных тетрадей художник писал: «Несем православие Европе, — право­славие еще встретится с социалистами» [ЛН, 83, 463]. Встрети­лось. И проиграло. В самой России.

Но проиграло православие, традиционно понимаемое. А не то, которое проповедовал Достоевский. Для него главным в право­славии был принцип: «начни с себя».

Социальные идеи и прогнозы о путях развития человечест­ва — самое существенное в данной Достоевским алгебре жизни. Были и другие важные проблемы временного. В творчестве под­няты проблемы бюрократии, не ушедшие из общества вместе с веком девятнадцатым. Писатель остро поставил вопрос о взаимоотношениях печати и выступающего в ней. Говоря о свободе пе­чати, он одновременно выступает и за ответственность пишущего. Обнажает суть безответственных. Это «литературные генералы», может быть, и не пишущие, но при жизни слывущие за классиков без всякого обеспечения. Достоевский показал «краснощеких кор­нетов отечественной словесности», легко порхающих по жизни преуспевающих в ней. Он не принимает лакировщиков действи­тельности, у которых все в розовом цвете, все поет, радуется, не зная тревог, поют «даже насекомые» и даже «пропел о чем-то один минерал, то есть предмет уже вовсе неодушевленный» [10 9]. И эти проблемы не ушли пока в небытие.

Социальному в творчестве Достоевского суждена большая жизнь. Во всяком случае до тех пор, пока в знаменательные дни людям в качестве подарков будут преподносить «огромные топо­ры» с недвусмысленными по бесчеловечности надписями.

Достоевский не был в плену своего времени. Он творил для многих поколений и чувствовал свою ответственность перед дале­ким будущим. И перед художниками этого далекого времени, в частности. Он показал им пример бескомпромиссного служения правде, если даже свое время неблагосклонно к этому относилось. Он шел не позади, а впереди времени, сам формировал общест­венное мнение. В социальном плане он дал много верного, в чем-то и ошибался. Но это были ошибки ищущего. И честного. Во все периоды жизни.

Углубление в социальное произошло благодаря наличию прочного самостоятельного миропонимания, позволившего Достоевско­му выйти в пределы временного.

Но писатель вышел и за пределы временного. Он вошел в веч­ное. Создал свою философию человека, проблематика которой будет значима до тех пор, пока на земле будут существовать хо­тя бы два последних человека. Он показал нам сложность и алогичность человека. Показал в человеке не только социальное, но и асоциальное. Вскрыл роль в поступках человека не только сознания, но и бессознательного. На фоне неугасаемого стремле­ния упростить человека, свести его всецело к продукту чего-то внешнего мысли Достоевского воспринимаются как уважение ав­тономии и первозданности человека. Проблемы эти стоят и перед современной наукой.

Признавая личность человека в качестве объекта и субъекта, основное внимание Достоевский уделяет последнему. Он показал в образной и понятийной форме коренное отличие личности от безличности. Раскрытые художником стили мышления прошли через всю историю человечества и, видимо, пройдут через весь ос­тавшийся ее отрезок. Они вечны. Могут теряться и приобретаться индивидом, но постоянны в обществе.