Александр Лукьянов - Черная пешка

Зачем об этом? Ваше мнение мне не безразлично. Вот вам не приходило в голову, что подобные зверство, жестокость, изуверство, варварство превосходят все, что довелось видеть прежде у себя на родине или в Хонти? Душа от жалости не разрывалась? Сердце не ожесточалось против дикарей-островитян? Ненависть не вскипала? Желание отомстить не родилось?

-Нет. – мгновенно и твердо ответил Всеслав. –Нет!

-Вы отвечаете так, чтобы продемонстрировать лояльность, или по искреннему убеждению?

-Я не лгу.

-Верю. Но тогда что же вы чувствовали? Ведь среди континенталов, погибающих во время набегов наших десантников, есть дети. Девочка могла вырасти и стать талантливой учительницей. Мальчик мог, повзрослев, превратиться в умелого врача. Они бы полюбили друг друга и создали семью, где царят мир и любовь, воспитали своих детей, заботились о престарелых родителях. Что скажете, Да?

Лунин повернулся на правый бок. Сегодня крейсер ощутимо колыхало и подушка тщилась сползти на пол. Он кулаком втолкнул ее под щеку и пристально посмотрел на инспектора. Тот сидел на своем одеяле, привычно охватив колено сцепленными пальцами. Глаза его были странно грустными.

-Какие, собственно, эмоции мне полагалось испытывать? – со сдержанным раздражением ответил Всеслав. –Понятно, не наслаждение! Сама по себе любая массовая расправа над живыми существами, а над людьми паче всего, ужасна и невообразимо отвратительна. Бойня - не место для услаждения души. Но разъедать себе душу, с маниакальным постоянством восстанавливая в памяти картины казней и пыток, – увольте. А коли желаете обвинить в черствости… Попытаюсь объяснить. Вы листали порнографические журналы?

-Не любитель.

-Я тоже. Но в Хонти однажды взял авторучку и просчитал, сколько женщин красуется всего в пяти номерах всего одного издания. Получилось - около трехсот. Подчеркиваю, суммировал не фотографии, а позировавших дам и девиц. Умножаем на число журналов. Приплюсовываем тех, кто страстно желал бы попасть на глянцевые странички, да не получилось по разным причинам. Уже получаются тысячи. Сколько публичных девок в благословенной Хонти и на обломках бывшей Державы Отцов – не ведаю. Но также по самым скромным прикидкам никак не один десяток тысяч. Много! А сколько стерв, выгоняющих из домов старика отца и дряхлую мать, мошенниц, наводчиц грабителей. Теперь переходим к нашему полу. В прошлом году в тихом хонтийском городке Ур-Иль был схвачен людоед, убивший нескольких жителей и… Его не терзал голод, от которого он лишился разума, им двигали азарт и любопытство. В том же Ур-Ильском уезде пьяница заживо сжег жену и двух грудных дочерей-близнецов. Старший брат, обиженный тем, что не он, а младший получил в наследство от отца избушку-развалюху, распял младшего на отцовской могиле. Уж не говорю о банальных случаях немотивированных зверских убийств, о похищении малолетних и надругательстве над ними.

Теперь сугубо риторический вопрос: откуда же взялись эти развратные стервы, проститутки, каннибалы, наркоманы, головорезы и прочие им подобные? Выросли в лесу, словно грибы? Море выбросило на берег? Упали с Мирового Света? Нет, родились совершенно так же как и заслуживающие уважения, достойные люди. Пускали пузыри в колыбели, хныкали в мокрых пеленках и смеялись погремушкам, смешно ковыляли, учась ходить.

Так почему же следовало априори предполагать, что от пули десантника, посланной в ребенка, с неизбежностью погибнет грядущий самоотверженный врач, а не садист и маньяк, непременно умрет будущая любящая супруга и нежная мать, а не корыстолюбивая холодная гадина?

Или вы требуете от меня абстрактной, безадресной, так сказать, жалости? Уважения к мнимым «общечеловеческим ценностям», каковой является жизнь любого индивида? Не умею! Этого вот человека мне безумно жалко, той-то персоне сдержанно сочувствую, вон к тому индивиду - равнодушен, зато страдания особи имярек мне представляются даже слишком недостаточной платой за его деяния.

Возвращаюсь к тому, с чего начал. Не вижу ничего хорошего в землетрясениях, уничтожающих всех подряд, в извержениях вулканов, губящих всех без разбора, в сносящих все оползнях, а равно - в массовых казнях. Жутко это. Бездушно. Отвратительно. Однако, гораздо страшнее все повернулось бы, будь у меня реальная возможность вытащить из развалин, спасти от текущей лавы или заслонить от пули. Потому что я – не Человек, Который Был Мировым Светом, не обладаю даром божественного всеведения и не ведаю, которому из страдающих первому подать руку, кого выручать во вторую очередь, а кого следовало бы и ногой отпихнуть…

Охо-хо… Даже подумать противно, насколько сумбурно я пытался сейчас изложить свое мнение. Но надеюсь на вашу снисходительность, инспектор, ведь говорил не на родном языке…

-Нет-нет, на эм-до вы, Да, говорите чище и правильнее многих коренных островитян. Меня поразило совсем другое. Возможность прочтения вами некоторых философских трактатов, выходивших в Империи в последние двадцать лет, конечно же полностью исключена. –задумчиво констатировал Даццаху Хо, -Поэтому остается только диву даваться, насколько близка ваша проникновенная речь тому, что содержится в этих книгах. Каждому – по заслугам. Любопытно, весьма любопытно…

Саракш, Цу

Борт легкого крейсера "Спрут", Островная империя

09 часов, 1-го дня 3-ей недели Бирюзового месяца, 9590 года от Озарения

-Предлагаю оставить на ночь иллюминатор открытым. –сказал Даццаху Хо. –Мы уже в субтропиках и становится жарковато. Вижу, вы только что из душа, а уже маетесь.

-Совершенно верно. –согласился Всеслав. –А вахтенные выволочку не устроят? Вдруг не разрешено.

-Я узнавал – можно.

-Тогда, разумеется, нужно распахнуть настежь.

-Кажется, наши беседы перед сном становятся традицией. – объявил инспектор Даццаху. –Вы не против?

-Ни в коем случае.

-Тогда скажите, Да, как вам удалось в такие короткие сроки в совершенстве овладеть эм-до?

-В короткие? – обиделся Лунин, -Это с шестилетнего-то возраста – «короткий срок»?

-С шести лет? –заморгал инспектор. – Но, помилуйте, как?!

-Когда мама научила меня грамоте, я перечитал все, что было в доме. Книги, довоенные имперские журналы, даже сводки военных лет и пропагандистские брошюрки Неизвестных Отцов. Однажды на чердаке старого и заброшенного бабушкиного дома наткнулся на странные тома. На их пожелтевших страницах было что-то написано хвостатыми рунами. Буквы были вроде бы знакомы, а вот слова из них складывались несуразные. Мама объяснила, что дед купил некогда энциклопедию, изданную на каких-то там Архипелагах. Я перетащил книги домой. Потом, уже учась в школе, часто перелистывал страницы, рассматривал рисунки. При помощи потрепанного словаря, обнаруженного на том же чердаке, начал переводить. С разговорной речью было хуже: как понимаете, практиковаться было негде, пока не попал в армию. Там можно было читать военный разговорник. Разумеется, на примерах вроде «Руки вверх!», «Где произошла высадка?» и «Сколько солдат в вашем отряде?» словарного запаса существенно не пополнишь, зато основные правила произношения понять можно. После увольнения из армии, уже работая учителем, разыскал столетней давности самоучитель по эм-до. Вообще-то, за возбраненную литературу при Отцах можно было запросто угодить на каторгу, но запретный плод, знаете ли, сладок. Вот так и освоил. А в «Возрождении» произошел своеобразный скачок – не только закрепился словарный запас и возникла беглость речи, но и мысли перешли на эм-до. А почему завели об этом разговор, инспектор? У меня слишком явный акцент?