Артем Абрамов - Место покоя Моего

Скука!

Чтобы побеседовать на тему нового воплощения Иешуа после Вознесения, воплощения в апостола Павла, например, — о том и речи не возникало. Иешуа сразу и довольно резко прекращал всякие попытки Петра заговорить о деле, отмахивался: потом, позже, не мешай, я думаю, придет час — обо всем поговорим.

А дни между тем на месте не стояли. Двадцать первый пошел со дня Воскресения. Все ближе час платить по счетам. И не поможет еще не написанное Матфеем: «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». Это Матфей — к Господу, а у Петра начальник — Дэнис. Он к прощениям не склонен, он такого слова даже не знает… Петр начинал дергаться, ждал вестей из Службы, но И ее — как отрезало. Дэнис сказал, даже не помышляя о каком-то прощении: жди Исполнителя. Так и вправду дождаться его можно! Исполнители, слышал Петр, появляются без предупреждения и исполняют свою миссию, не задавая наводящих вопросов. Вознесся и исчез. Точка.

Впрочем, Петр хорошо запомнил сказанное Дэнисом в момент вынужденной откровенности: о стукачах рядом с Петром, о каких-то электронных средствах информации, — понять бы, где они, что они, — и стерегся даже мысленно проговориться о собственных планах, не имеющих ничего общего с задачей, категорично определенной Дэнисом. Ну и, конечно же, его страшно мучила неизвестность, обитающая рядом и носящая имя Иешуа. Что он вынашивает, — пардон за гинекологическую метафоричность! — оплодотворяясь от походного информатория, наскоро, но весьма полноценно сляпанного ему Петром? Кафедра мировой истории Кембриджа, кафедра истории религии Принстона, бескрайняя Британская энциклопедия, академическая энциклопедия истории науки и техники древнего издательства Мак-Миллан, плюс изысканные где-то в Сети англо-латинский и латано-английский словари, плюс несколько отличных курсов английского, французского, русского, плюс еще какая-то мелочевка в товарном количестве… Да, материал достаточно узок тематически — история того, история сего, — но Иешуа захотел общую картину, растянутую на два тысячелетия. И получил очень общую, но дающую умному человеку полное представление о жизни будущей паствы Христовой… К слову, Иешуа весьма прилично уже говорил по-английски, хотя и со странным жестким акцентом, чуть хуже по-французски; он позволил себе несколько раз пообщаться с Петром на этих языках и таким элегантным образом сообщить учителю, что новые педагогические старания того, как обычно, не пропали втуне.

До родного Петру русского Иешуа пока не добрался. Петр седьмым или двадцать седьмым чувством ощущал, что какое-то свое решение он, Мастер, вот-вот поймает. Он пока не подозревал даже, каким оно будет, просто ждал его, зная, что оно — рядом, и понимал, что оно может стать для него и Иешуа оптимальным. Для него и Иешуа… Да вот только Иешуа, уверен был Петр, не искал решения для обоих, он вообще ничего не искал — он всасывал информацию, как упырь или пылесос — кому что ближе! — и итогом должен будет явиться абсолютно однозначный вывод. Неоспоримый. И семьдесят против тридцати, что вывод сей не совпадет с вымучиваемым в подсознании решением Петра.

Какая же дерьмовая штука — жизнь впотьмах! Дэнис назвал Иешуа сверхчеловеком. А ведь термин этот из лексикона неполноценных и закомплексованных. Бог создавал людей по своему образу и полагал, что создания окажутся подобными Этому образу. Вряд ли он вообразил себе homo sapiensa с заблокированным на девяносто процентов мозгом. Как-то это не по-божески. Скорее это замысел такой: дать понять человеку, что он, в принципе, может в десять раз больше, и по-садистски терпеливо ждать, пока оное созданье Божье постепенно научится хотя бы по малому процентику разблокировать «прибор». То есть, возвращаясь к формулировке Книги Бытия, «образ» этого самого homo в общих чертах получился, а уж полное «подобие» ему — в руках человеческих. Но не слишком ли понадеялся Бог на человека? Шесть с лихом тысяч лет развития интеллекта (если считать за истину, что люди созданы Богом за четыре тысячелетия до Рождества Христова) — и почти никакого заметного прогресса. Не в смысле науки и техники, не в смысле знаний, но в смысле владения указанным «прибором», читай — мозгом. И тут — на тебе! — матрица! Случайное — вслепую, как понял Петр! — открытие, радикально приближающее человека к тому идеалу, который задуман Создателем изначально.

Может, кстати, Адам с Евой и были смонтированы со стопроцентной мощностью, то есть созданы абсолютно подобно избранному образу, но пагубная страсть дамы к сладким яблокам заставила Создателя прогневаться и не только изгнать перволюдей из рая, то есть с испытательного стенда, но и изменить параметры эксперимента? Может быть и так. Но зря! Да, на стенде стопроцентная мощность испытуемых была бы легко изучена, описана, уложена в фундаментальную теорию. Но ведь именно вне стенда — в «поле» — мощность нужна особенно. Для чистоты эксперимента. Зачем было вводить такие жесткие ограничения?..

Но в чьей власти понять Божий замысел?..

Вдруг как раз в том и заключается суть эксперимента: создать идеал и ограничить его. И ждать. До-о-лго ждать! Если для Иешуа тысяча лет равняется вчерашнему дню, то для Создателя время вообще не фактор. Бесконечная протяженность «воды над твердью» предполагает и бесконечность времени в ней или у нее. В таком случае куда любопытнее погодить, пока лягушка, как в старой сказке, попавшая в горшок с молоком, сумеет терпеливо и отчаянно взбить из него масло и выбраться самостоятельно, нежели достать бедолагу из горшка и выпустить на травку.

Любопытнее — да. Но гуманнее ли?

Замечание — к слову. Когда-то отец именно так учил Петра плавать: выходил в море на катере, стопорил движок и выкидывал сына за борт. Петр теперь отлично плавает.

А еще любопытнее (про гуманность помолчим…) дождаться, пока лягушка изобретет матрицу, и заставить впаять ее не самой лягушке или ее соплеменнице-соболотнице, а другой — той, что жила за две тысячи лет до судьбоносного изобретения. Вообще чистый эксперимент! Никто — ни сном ни духом! Ни испытуемый, ни изобретатель.

Впрочем, испытуемый (который, повторим, ни сном ни духом об испытании не подозревает) чувствует себя адекватно. Эксперимент идет без задержки, если так и задумано.

Но впереди ожидается новый фактор — в виде Исполнителя…

Ах, что за сволочная, препоганая штука — жизнь впотьмах! Это Петр о себе думал. Хотя и у него имелась гуманная перспектива: коррекция памяти, долгая и счастливая работа на родимую Службу Времени и — никаких заповедников.

А дни шли, и ничего не менялось. За месяц срок перевалил, оставалось десять дней до финала, и тут вдруг — словно что-то почуяв — Иешуа очнулся от своих информационных путешествий и соблаговолил спросить Петра: