Филип Дик - Король эльфов. (Сборник)

Но, как мы уже видели, такая система обречена. Тоталитаризм не в состоянии развиваться, он способен лишь уничтожать, но тем самым и отрицать самое себя. В романе новый владыка Германии, пришедший на смену умершему Борману, замышляет ядерный удар по Японии, которая тоже является частью бесчеловечной системы. Все закономерно: монстр, выродок начинает пожирать собственные органы. В каком-то смысле книга Дика — это смертный приговор тоталитаризму.

Итак, бесчеловечный общественный строй лишен автором права на существование. А другой, альтернативный мир, созданный по подсказке Оракула и ставший объектитвной реальностью, так ли уж хорош, чтобы претендовать на роль своего рода утопии? Сомнительно, хотя вроде бы развитие второго мира вполне отвечает гуманистическим основам. Но не забудем, что и здесь все заканчивается войной. Неужели нет иного выхода, который, правда, в таком случае вступил бы в противоречие с указаниями «живой книги»? А впрочем, так ли уж необходимо слепо идти за Оракулом? Вспомним золотое правило астрологии: «Звезды склоняют, но не обязывают». Иначе зачем вообще нужно это странное животное — человек?

Третья реальность Дика сугубо условна, едва намечена, но даже по немногочисленным точным зарисовкам мы легко узнаем наш мир. В романе он сконцентрирован в ювелирных поделках «свободных американских художников» Фринка и Мак-Карти, решивших вступить на путь творчества. Фринку, который, конечно, тоже советуется с «Книгой Перемен», выпадает редчайшая гексаграмма, по каковой, с одной стороны, его ожидает «расцвет», «счастье», «развитие», а с другой — смертельная опасность и близкий роковой час. Тем самым выбор для человека глубоко порядочного, ориентированного на гуманистические ценности, достаточно ясно определен. Ничего больше не нужно, только: «...Работать. Творить. Ничего не боясь. До самого конца... Пока мы все не погибнем, все человечество». И тем не менее шанс остается. Зыбкий, неустойчивый, но все же крохотное оконце в нормальный мир, где, при многих отрицательных моментах, по-видимому, удастся избежать тотальной катастрофы и выбраться на принципиально иной путь развития.

Как всегда, наиболее проницательными оказываются японцы. В серебряной безделушке, лишенной, по мнению Пола Казоуры, какой бы то ни было исторической ценности, есть нечто другое, возможно, более важное — абсолютное совершенство. При долгом созерцании ее человек входит в состояние предельной умиротворенности. Это ли не цель и для всех нас, живущих в искусственно созданной обстановке нестабильности здесь и сейчас, в 1990 году?

После длительной сосредоточенности на чудесном серебряном треугольнике мистеру Тагоми удается ненадолго попасть в третью реальность. В коротких зарисовках даже те из нас, кто никогда не бывали в Америке, с легкостью узнают общеизвестные ее приметы. Для Тагоми все это немного отдает кошмаром — «серые дома, запах гари, усталые помятые лица, машины, как огромные чудовищные звери», и — о, ужас! — никто из посетителей закусочной даже не двинулся, когда внутрь вошел японец! Благодаря своему короткому путешествию, Тагоми многое понял. Именно в его уста автор вкладывает приговор германскому тоталитаризму: «Ваша нация дошла до крайней степени подлости». Следовательно, закономерный итог — гексаграмма «Бездна». Кстати, тот же Тагоми выручает из беды еврея Фринка, арестованного японскими властями и предназначенного для передачи германским властям, а далее — для передачи в какую-нибудь очередную душегубку: тоталитаризм удивительно предан своим привычкам, которые могут менять формы (концентрационные лагеря, психиатрические лечебницы), но ни в коем случае не содержание. Значит, Фринк будет продолжать творить. Значит, еще не все потеряно. И мы, живущие через тридцать лет после публикации романа, с большей или меньшей степенью уверенности можем подтвердить этот вывод, чтобы сохранить в себе хотя бы надежду.

Итак, Филип Дик, пожелав отвергнуть американскую реальность конца 50-х, вместо нее создал в романе иную — самую жуткую реальность, а в противовес ей другую, поначалу гораздо более совершенную, но не имеющую будущего, и, наконец, был вынужден «вернуться домой». Писатель не оставил своего поприща и продолжал работу по конструированию новых миров, исполняя тем самым благородную миссию по совершенствованию нашей действительности, от которой, при всем желании, мы никогда не сможем уйти: разве что те немногие люди-боги, наделенные сверхчеловеческими способностями. И вообще уход — не есть выход. Наверно, более прав знаменитый Шри Ауробиндо, создатель интегральной йоги, который предупреждал, что переход в сферу сверхсознания не должен быть самоцелью. Да, надо подняться туда, наверх, но лишь для того, чтобы, обогатившись божественными знаниями, вновь спуститься сюда, вниз, и продолжить тяжелейшую работу по совершенствованию всеобщего механизма человеческих связей.

Несомненно, каждый читатель сделает свои выводы, прочитав роман Дика. Мы сознательно избежали рассмотрения художественных особенностей книги, считая его делом будущего, когда творчество Дика станет известно в гораздо большем объеме. Может быть, стоит отметить лишь некоторые детали. Одна из сложнейших проблем для писателя-фантаста — как донести до читателя всю картину «нового мира». Если это удается сделать в совершенно свободной манере, ненавязчиво, получается настоящая литература. Если автор чрезмерно спешит сообщить все подробности, выходит перекос; нудное описание светлой жизни на Земле будущего или какая-нибудь развернутая техническая характеристика некоего сверхмощного сверхзвездолета. Всего этого мы навидались предостаточно в отечественной фантастике 50-х — 60-х гг., да и в худших образцах зарубежной.

В отношении романа Дика надо заметить, что иногда стремление побыстрее проинформировать читателя опережает естественное развитие действия. В мысли некоторых персонажей вкладывается порой слишком много сведений о «романной» реальности. Получается, что герои чересчур активно размышляют о мире, причем, даже тогда, когда по ходу действия это, вроде бы, и ни к чему. Порой в их мысли вдруг пробивается нечто, похожее на статистическую отчетность, что, конечно, никак не служит художественным целям. Но, повторяем, подобные перехлесты характерны для жанра фантастики.

И все же, благодаря своей безусловной метафизической глубине, роман найдет многочисленных читателей. Слишком глубок и страшен его основной вопрос, который предстоит решать либо нам, либо нашим потомкам. Ибо если объективная реальность столь чудовищна, то, последуем вслед за Ницше, «не становится ли истина враждебной жизни» и «можно ли сознательно пребывать в неправде»? И неужели альтернативой этому будет только смерть? Филип Дик своим романом подсказывает по крайней мере два выхода: уйти в другую жизнь или, познав ее, все-таки вернуться назад и самому стать Творцом. И то, и другое — для избранных, но во втором случае появится шанс у всех.