Федор Чешко - На берегах тумана

— Все равно вам не одолеть! Призовем еще четверых из Несметных Хижин — думаешь, вшестером одну тебя не угомоним?

— Вшестером? — Гуфа хихикнула. — А мне сдается, будто кому-то из ваших сейчас очень нехорошо — гораздо хуже, чем этому чихуну. Ну, чего молчишь? Ты уж не молчи, ты спорь — если сможешь.

— Смогу. — Истовый вдруг успокоился. — Забудь о своих выходках с обращением недобрых заклятий на породившую голову. Мы теперь сильнее тебя. Нашей силе нет предела, а твое ведовство не способно причинять гибель. И на воинов своих не надейся. Вспомнят, что их бабы в нашей власти, так сразу сделаются покорны да тихи. Кто ж у тебя останется? Нурд, который либо не жив, либо еле жив; взятые на трупах металки — вот и все. Думаешь, этого хватит? Вовсе ты глупая, Гуфа, если думаешь так! — злобно передразнил он старухину манеру.

И опять несколько мгновений тишины, потому что чиханье обиженного старухой серого мудреца уже приелось и не воспринималось слухом.

Гуфа заговорила в тот самый миг, когда мужики уже готовы были поверить, что ей нечего ответить. Она вот что сказала:

— Если ты или кто-нибудь из ваших отважится сотворить злое над бабами, вы все пожалеете, что родились. Убить-то я не смогу, зато смогу понасылать такие невыносимые хвори... Вы проклянете каждый из оставшихся до Вечной Дороги дней — вот что я могу сделать и сделаю. — Едва ли не впервые в жизни старуха отважилась на такое бесстыдное вранье, но ведь это же было не пустого бахвальства ради! — Не дороговато ли придется платить за мой угомон? А ведь это еще не все — Хон, Торк и Нурд тоже возьмут за себя недешево.

Теперь помедлил с ответом Истовый.

— Чего же ты хочешь? — спросил он наконец.

— Не многого я хочу, вовсе не многого. Мы станем жить здесь, завтра вы приведете невредимых женщин Хона и Торка и оставите нас в покое. Единственное, что нам нужно, — охотиться, чтобы с голоду не пропасть. Может, потом огородишко какой-никакой заведем... Но с общинниками поклянемся не знаться и вас в покое оставим, и чихун ваш прочихается...

Обладатель хриплого голоса ничего не стал говорить старухе. Он что-то негромко сказал своим, и те попятились прочь, все еще опасливо прикрываясь щитами. Вскоре их смыли сумерки. Слышно было, как где-то возле остатков ограды загромыхало — серые бросили ставшую ненужной защиту.

Прильнувшая к оконцу старуха негромко окликнула Торка:

— Слышь, охотник! Сходи-ка, глянь: вправду они ушли или хитрую пакость готовят?

Торк неслышной тенью скользнул наружу. Не было его довольно долго — все это время Хон тщетно пытался привести в чувство Витязя. А потом кто-то притронулся к его плечу, и столяр вздрогнул, здоровой рукой схватился за меч, но оказалось, что это вернулся Торк.

— Никого нет, — устало сказал охотник. — Они, похоже, вправду ушли.

Гуфа из последних сил сползла по бревну на мощеный каменный пол и долго молчала, трудно и хрипло дыша. Отдышавшись, сказала:

— Отсюда есть потаенный путь в Обитель Истовых. Ночью уйдем туда. — Она вдруг оскалилась, разглядывая вытянувшиеся от изумления мужские лица. — Эти двое, с которыми я говорила, — Истовые. Они здесь. Еще четвертых грозят призвать из Черных Земель. Значит, в обители никого нет. Вот туда и уйдем — там-то они уж точно нас не достанут.

— Для чего же нам уходить? — непонимающе протянул Торк. — Ты же вроде договорилась?.. Старуха снова оскалилась:

— Глупые вы, мужики! С Истовыми договориться нельзя, у них всегда какая-нибудь каверза имеется про запас. Больно уж легко они согласились, не к добру это. Да и много у меня надобностей в их обители. Древняя Глина, близость Бездонной Мглы... — Она вдруг рассердилась, прикрикнула: — Кончайте вопросы свои, отстаньте! Каждый миг драгоценен, а вы...

Хон, впрочем, эти сердитые слова особым вниманием не удостоил.

— А если эти двое сейчас прямиком на Первую Заимку отправятся и поспеют раньше нас? — спросил он.

— Услышим, — сплюнула Гуфа. — Тому, первому, еще долго чихать.

— А как же Мыца с Рахой? — не унимался столяр. — Их же сюда...

— Потом дымами скажем, чтоб к Первой Заимке вели, — перебила Гуфа.

— Думаешь...

— Думаю, чем от тебя и отлична! — Старуха снова озлилась. — Если чистосердечно согласились отдать, так и туда отдадут. А если врали, то место ничего не изменит. Понял? Тогда хватит языками зубы строгать! Отдыхайте лучше, путь неблизкий будет.

Только сама же Гуфа и не дала отдыха мужикам. Сперва нужно было помогать ей возиться с Нурдом, потом старухе приспичило гнать всех на поиски Лефовой виолы... Когда уходили, она заставила Торка прихватить певучее дерево с собою в Обитель Истовых. А вот проклятая труба так и осталась валяться на настиле под единственным окном Гнезда Отважных — Гуфа, спускаясь, даже сбросить ее вниз поленилась, сказала, что больше она никому не нужна. А виола, выходит, может кому-то понадобиться?

13

Конечно же, Нурд и Хон были правы: Ларду не следовало допускать к подобному делу. Времена-то нынче не те, что прежде! До учиненных Истовыми гнусностей лечение переломанной ноги заняло бы у Витязя дней десять, у Гуфы — от силы пять, а возьмись зрячий Нурд и прежняя старуха за лечение вместе, так хворый дня через три даже хромать перестал бы. Теперь же Лардиному несчастью исполнилось пятнадцать солнц, а девчонка еще заметно припадала на увечную ногу. И тем не менее она никак не желала упустить возможность вырваться из каменных стен Обители Истовых — хоть и не хуже других понимала, что дорога предстоит тяжкая.

Пятнадцать дней, прожитых в бывшей Первой Заимке, казались Ларде и Лефу чуть ли не истязанием. О случившихся в Мире бедах удалось узнать куда меньше, чем хотелось и следовало: понимая, чего стоят рассказчикам воспоминания, было неловко очень уж приставать с расспросами. Не удалось даже осмотреть получше древнее строение, еще недавно одной своей недоступностью вызывавшее у обоих мучительное любопытство. Сперва Ларда совсем не могла двигаться, и Леф все время проводил возле нее (хоть и гнала его девчонка, и даже палкой драться пыталась — чего, мол, ты из-за меня страдать должен?!). А потом, когда Торкова дочь понемногу начала ходить, оказалось, что забираться в пропитанную сыростью темноту как-то не хочется. Застящие воздух и свет каменные нагромождения угнетали; немалых трудов стоило убедить себя, что кровля не рухнет, что под ногами не провалится пол; и никак не удавалось забыть о непомерной высоте, на которой приходилось жить. Кроме всего, в Первой Заимке недолго было заплутать без провожатых. А где их взять, провожатых-то? На Раху с Мыцей надежда плохая — они знали дорогу лишь в изобильные кладовые, оставшиеся от прежних хозяев, да и туда отваживались выбираться только под охраной своих мужей. Именно поэтому Ларда и Леф стеснялись донимать просьбами Хона и Торка — чтобы не уподобляться. А Гуфа была слишком занята, она лечила Лардину ногу и ходила читать хранящуюся где-то внизу Древнюю Глину. Леф как-то пытался навязаться старухе в помощники, но та отказала. «Найду полезное, тогда и поможешь. А пока возле Ларды будь, а то совсем взбесится», — вот что сказала Гуфа. Парня такой ответ озадачил. То есть про Ларду все правильно — боль, малоподвижность, безделье, мысли всякие — этого она в одиночку без вреда для себя не вынесет. Но вот про Говорящую Глину... Разве в ней может оказаться бесполезное? Странно. Однако от Гуфы пришлось отстать, и еще пришлось забыть об осмотре Первой Заимки. Не Нурда же просить в провожатые...