Многократор - Художник Её Высочества

Давали «Лебединое озеро». За спиной шептались: «Обратите внимание, вон в первом ряду, ей со всего зала сносят букеты», присутствовала сама Чаховская, то ли балерина, ударившаяся в полититку, то ли политик, ударившийся в балет. Балетоманка ли она или политоманка не так важно, интересней раз ор ван ность повествования. Прозвучал 3(ий) ззззззвонок, Чаховская сидела, погребенная под разноцветным сугробом, а диагонали кардебалета пытались конкурировать с такими же мощными, если не больше, цветочными параллелями дарителей. Рафинированный вкус композитора подносил зрителю красивые модуляции и аттитюды Одетты одно красивее другого, а Чахвская превратилась уже в огромное цветочное полушарие, которое начинало мешать следить за сюжетом. Шепнул: «Непонятно по какому поводу собрались; балет смотреть или тётьку чествовать.» Тут Степану капнулов голову, что он давно уже не следит за «блистательной, полувоздушной, смычку волшебному послушной», а пытается разрешить интригу через пару от него. Не без хитрости одним отслеживал действие бычьей шеи, перетянутой шековoй удавкой воротничка. Вот! Он подловил бычью шею. Второй раз мужчина нагибается, вытаскивает из-под своего кресла новый букет и несет Чаховской. Степан посмотрел себе в ноги, может под зрительскими креслами цепочка из механических мальчиков, передающих букеты с задних рядов? Да вроде нет, нелепости какие цвета лягушки в обмороке! Волшебный смычок плетет изысканные кружева мелодии, а балерина давно уже закрыла глаза на чистоту внешней формы,?езре^њ с?р?гєсть?uсунка, а думает лишь о том, чтобы одухотворить свое исполнение, поднять танец на ту высоту, где он перестает быть забавой для скучающих людей и становится, сплавленным гармонией, божественным искусством. Кому надо уже заметили, что поклонение Чаховской несколько неуместно. Сферическая клумба мешала не только Степану, уже половина зала сидела на ручках кресел. Тот, кому положено, высунулся из-за кулис и дал чёткую команду. Труппа прекрасно его поняла и балетное действие плавно стекло со сцены в зрительный зал. Свевременн. Только Зигфрид и Злой гений вступили в вариацию, они танцевали прямо против степанова ряда в проходе между кресел, как танцоров отрезали от сцены два плотных ряда детей с флажками. Они раззубопоказывались и зашелестели тряпочками над головами, как-будто приветствовали не Чаховскую, а по крайней мере встречали первого Хан-Императора Великого Государства Труда. Артистам это не понравилось. Злой гений продавал себя с еще большей ангельской вкрадчивостью и показным смирением. Степан отвлекшись от бычьей шеи, полюбовался интонациями лукавого кокетства, некоторой рисовкой сквозившей в ьян?в?тых покачиваниях корпуса и удивительно точно найденной пластике скользящих неуверенных шагов, действующих завораживающе и создающих образ головокружения, готового раз двоить героя. Одиллия, стараясь поразить зрителя, грациозно взлела в прыжке, а доходяга наклонясь к нему, не без гордости сообщила, что этот прыжок называется: «сисон». Степан с досадой обернулся к Чаховской. Цветочный шар достиг высоты первых ярусов балконов и от неравномерности забрасываемых букетов несанкционированно покатился по партеру. В партере заволновались. Цветы не менее красивы «сиссона» Одиллии, пролетающей в прыжке над головами зрителей, но когда их больше критической массы, можно запросто оказаться кеглей в кегельбане. Волнение переросло в панику, паника же в партере поднялась в такой степени, что надумавшей приземлиться Одиллии элементарно не нашлось места. Художник ей сочувствует и считает, что она имеет полное право оскорбиться, изменить направление полета и вылететь прочь через галёрку. Из разбежавшегося оркестра остался один саксофон и в отчаянии вдарил соло в духе джазового мэйнстрима. Студенческая галёрка, приветствующая вылетающую из зала балерину, зааплодировала, затанцевала дискотечные Па. В правительственной ложе какой-то хмырь надрывается:

— Балет на мыло! Даёшь версификацию! Стиханём рифмово! Небезызвестность так вещиста, разбожийдарила Artyста!

— Бордель! — крикнул Бумажный, извивая бровями так, что окажись сейчас в театре червяки, гусеницы и змеи, они бы такую бровеизлучинность благословили. — Бо?дельеро!! — тащя на себе доходягу к лазу, отбрасывая кулаками с их точек зрения с раздвоением личности это 1?ение 1?ение много1ия же! точек ¤¤¤¤¤¤¤¤¤ ¤ ¤ ¤ ¤::: мечущихся посетителей хореокрасоты. Но паника на удивление быстро улеглась по той причине, что цветочный О, став к последнему времени чуть ли не размером с Луну в морозное утро, изменил направление, с грохотом смяв декорации спектакля и задник театра, выкатился в ночной город, вызвав тараканий сикутёж пешеходов и праведный гнев постовых. Через рухнувшие портальные щиты, кулисные теларии, смятые перспективные декорации выскочили в город. Цветочная Луна, источая ядовито-сладкий аромат, накренилась в их сторону. Сразу навалилась такая суточная усталость, расквашивающая личность, что Степан почувствовал себя ѓ†???#?? парализованным?(ю), готовый любимее погибнуть под колосальным боком, только бы больше никуда не бежать, но доходяга проявила характер, остановила такси, впинала худо?ника внутрь и авто бстр срвалось с места. Цветочная сфера, теряя, теряя ми?иады разноцветных лепестков, угрожающе катилась, катилась, катилась за ними ещё долго, долго, долго, долго, пока, наконец, не отстала с сожале?ем.

— Разотри пустоту на больном лице, — тянет доходяга, снова вцепившись в его руку?. — Раза? или два на лице-подлеце.

Шофер всё время следивший за соревнованием в зерка?це заднего вида, удовлетворенно крякнул, его взяла и обернулся с торжествующей улыбкой. Степан 0бмер от неожиданности, а девочка-припевочка засмеялась. Водителем оказался тот самый субьект, достававший один за одним букеты для Ча?овской из-под кресла. Бычья шея в удавке, но самое неожиданное — у него и лицо оказалось такœ же бычье. Рога асимметричны, одно кончиком, другое § пружится, на груди бронзовый колокольчик, с которым жвачные бродят по лугам.

— Ммю-у-у-узикл — мму-у-утация мму-у-узыки, — промычал бык и погнал такси с совершенно невероятной скоростью.

Доходяга толкнула локтём в бок, Ст?пан, очнувшись от беспрерывной мысли ниочём, назвал адресс.

— Д?ла! ХватФшь такси, а на твоё сидение ещё двое садятся. Нет уж, мумиёмаё! сначала меня доставят в театр. Опаздываю, — повернула голову женщина. Это была Чаховская. — Поздравьте с премьерой. Сегодня танцую лейтдвижения Одетты, так, так? и так?.