Многократор - Художник Её Высочества

— Ёлки-моталки, дак речь о философском камне! Выпариваешь, спекаешь и… И потом, у меня была одна женщина тридцати лет, которая так и сказала: «Я тебя выпью до капельки.» В самом деле не бежала выплюнуть, а проглатывала, как-будто ей что-то такое… ну да ладно… Женщина эта обладала знанием посвященных. Она позже обьяснила в чем дело. Природе мало только шифровки. Что-то должно быть ещё тайное, без чего пропадает феномен жизни. И природа, побеспокоившись, окутала будущую жизнь эзотерической энергией. Знающая женщина употребляла её в чистом виде. Не сперму, но энергию. На самом деле ей, с её молодильными яблочками оказалось сорок лет! Я чуть руки на себя не наложил, когда открылось!

Степан переложил голову с твердого колена на мягкое бедро и прошептал в ухо:

— Давай будем считать, что эзотерическая энергия будет в тебе… как бы точнее выразиться..? Первая ласточка что ли..? — ляпнул, и оба засмеялись глупости. Ура! Ласточка, делающая весну, наконец, в нужном месте.

Подползла ещё ближе, прижалась лицом к его животу. Степан еле расслышал.

— Всё равно не получится. Я боролась сколько могла. Я так устала…

Современная медицина — дерьмо полное. Пещерный век. Случайно что вылечат и в газетах кричать об этом, сами поражённые. Зато скачиванием денег овладели в совершенстве, падальщики.

— Ничего-о-о, амазоночка, мы не будем торопиться. Мы медленно спустимся с горки, выстругаем новую дубинку, поймаем у соседней деревни бабёнку, обрежем ей косу, сплетём тетиву, натянем на лук, нащиплем стрел, и-и-и как дадим-дадим с новым оружием перца! А сейчас вставай помаленьку, девочка.

Не может? Тогда он её понесёт. Застегнул брюки, поднял девчонку на руки и понес к реке умыться. Взошли на плот пацанов в затончике, который почти скрылся от их веса под воду, и взялся возёкать тошнотную моську.

— Ну что ты делаешь?! — возмутилась. — Меня умываешь, а посмотри на свои руки! Они грязные, вымойся сначала. Я сама.

Кажется, пошло дело. Главное — новый нестандартный ход. И будто святая Богородица вмешалась, одумавшись. Плот, раскачиваемый при умывании, вдруг отпружинило от берега и понесло к мысу. За ним сразу течение.

— Прыгаем!

Степан придержал за талию.

— Пусть несёт. Интересно.

Прибрежные второстепенные струи передали плот первостепенным, а первостепенные льстиво преподнесли его стремнине, несущейся со скоростью пассажирского экспресса. Енисей в районе Октябрьского моста делился на два рукава, каждый шириной с Амазонку в устье. Выгрести из стремнины ладошками то же, что остановить акулу поздравительными открытками. Ещё быстрее поплывёшь.

— Смотри, как получается, — обратил внимание на надвигающуюся махину моста. — Вроде еще недавно валяли дурака, а если в опору врежемся… четыре сбоку — ваших нет, обоим каюк на двести процентов. Согласна?

Она взяла его за руку, пальцы в пальцы.

— Значит, я тебя сглазила.

Бетонная щека опоры пронеслась мимо в нескольких метрах. Но этого было достаточно, чтобы буруны раскачали плотик выше всякого приличия. Когда невероятной эквилибристикой удалось удержаться на плоту — оба до пояса были мокрыми. Город закончился, пошла промзона, потом сателитные районы, но скоро обрезало и их. Изредка роились на черном берегу огоньки деревушек, ферм, на проселочных дорогах мелькали фары автомобилей, прочая мелкая невнятность. Их несло и ощущение было жуткое, казалось, вот-вот зашумит впереди, и воды реки сорвутся в бездну с края панциря черепахи, несущей на себе мир.

— Если над головой светят звёзды, значит у вас спёрли палатку.

Ночи стояли теплые, но на воде, да еще мокрая одежда… Степан снял брюки, с доходяги стянул, замотал ей ноги своей рубашкой и принялся растирать ладонями, пять минут её, минуту себя. Болезнь известно какая: жизненной силы нет, хочется даже летом кутаться в пуховые шали, сидеть у камина, если таковой имеется. Девчонка, видя что массажист всё больше коченеет, начала растирать своего мучителя, они путались руками. Подумал, что хорошо ей гладить одуванчики — целыми останутся. И говорил буквально обо всём: об искусстве, о прожорливости планктона, о вранье лупы, о перевыборах израильского кнессета, о биостратиграфии, хотя не имел представления что за бред такой. А когда совсем рассвело, констатировал:

— Вид-дишь… клац… Ты брролась за т-тепло сю ночь… клац, клац… Значт д-должна научиц-ца такжр-р… клац, дальш бр-р-раурно нжно…

Замёрз до того, что надежды отогреться не было уже абсолютно никакой. Девушка размотала с себя рубашку и одела на него. Степан не сопротивлялся из тех же соображений. Пусть проявит волю теперь она. Её очередь. И смог только перекошенно улыбнуться, когда доходяга сняв с себя футболку, намотала на ноги ему, — хватило только на колени.

Спас их рыбинспектор. Он как раз решил с утречка пораньше устроить баньку, потому что с обеда начиналось его суточное дежурство. Увидел плотовщиков, когда вывалился из бани освежиться в Енисее. Такой мужик и приплыл к ним на моторке, в трусах, свекольно распаренный, разнеженный банькой до неприличия. Выражался он в том же роде:

— Козлы городские, без масла в котелке! — далее совсем нецензурно. — Поубивал бы недоделков!

«Мы этим занимаемся с двух часов ночи.»

Лодка въехала носом в берег.

— У вас ч-что, ба-баня на ход-ду?

— Хираня у меня на х…, убить вас некому! — ответил свекольно-разнеженный рыбинспектор.

Степан протянул руку даме, помогая спрыгнуть с лодки. Джентельмен он, в конце концов, или художник? Завалил в воду удачно, вполне по-светски, даром, что суставы, как у замороженного покойника. Дама ушла под воду с головой, хоть там и по колено.

— Вот полурукий! Она ж загнётся! — рыбинспектор тычками погнал девчонку в баню. Затолкал внутрь, обернулся. — Что стоишь ухмыляешься, обвесок? Иди за ней!

Что там биостратиграфия?! А вот уж где всем загадкам загадка, так это в ней, русской бане. Да ещё просунутая в щель двери кружка водки с куском жареного мяса на хлебе…

«Дальнобойщик», идущий на Дивногорск, подобрал их и о деньгах не заикнулся. Доходяга вцепилась ногтями в степанову ладонь, сидела прямо и смотрела на летящую в глаза дорогу.

«Эта вроде начинает чувствовать вкус к жизни. Пошла пробка, бля буду! Травы пёстрым волосятся, птицы нотой голосятся. Облаков летучих рать не желает умирать.»

Но девчонка похоже привыкает к его эстремизму и самое плохое: начинает видеть в нем чуть ли не царя содомского, встречающего Авраама в долине Шаве. Еще начнет благословлять благословляющего. У системного мышления большая опорная плоскость. А ему нужна опорная точка минимальная, чтоб шаром катилось не останавливалось.