Джон Бойд - Последний звездолет с Земли
- Я смотрю, ты отлично освоил искусство "вести беседу", - подытожила Хиликс.
Он осторожно погладил ее выше колена.
- Это навевает мысли о готическом своде. Перспектива твоих ножек уводит взгляд вверх...
- Ножек? - переспросила она.
- Так говорилось когда-то... Но позволь мне развить свою мысль: смыслом этой конструкции было привлечь внимание к небу.
- Это комплимент или уже начало лекции по готической архитектуре?
- Хиликс! - Он укоризненно похлопал девушку по коленке. - Ты же поэтесса! Это всего лишь метафора. В старинном стиле я пытаюсь дать тебе понять, что тазобедренный у тебя божественно прекрасен!
Она покачала головой.
- Или ты плохой поэт, или я настолько глупа, что не понимаю твоих метафор. А ну, давай попробуем еще разок.
- Прекрасно. Пока остановимся на твоих ногах. Они у тебя действительно очень стройные и сильные. Наверное, приходится много бегать.
- Это тоже следует понимать как комплимент?
- В некотором роде. Так называемый "завуалированный комплимент". Здесь подразумевается, что если девушке приходится много бегать, то за ней бегает много парней.
Напряжение руки Хиликс, лежавшей на плече Халдана, ослабло, она улыбнулась.
- Какой-то древний инстинкт говорит мне, что ты начинаешь настоящее ухаживание.
Ободренный этими словами, Халдан погладил пальцами внутреннюю сторону ее ноги, уловив мимолетную дрожь.
- Кожа твоя атласна, как шелк.
- А что, шелк бывает атласным? - не преминула она подпустить шпильку. Однако от юноши не укрылось ее учащенное дыхание, и он с воодушевлением принялся за новые импровизации.
- А ну, убери свои атласно-шелковые ручки из под моей юбки! вскрикнула она и тут же добавила: - Нет! Подальше!
Ее последние слова привели его в замешательство. Было непонятно: требует ли она убрать руки подальше, или смелее продвигаться вперед. Между тем девушка все сильнее прижималась к нему, почти в истерике.
- О, Халдан, не надо, прошу тебя, пожалуйста, не надо!
По лицу Хиликс текли слезы, а юноша вовсе не собирался доводить ее до слез. Кроме того, ома в самом деле просила его остановиться. Отпустив девушку, Халдан поднялся, достал новую сигарету, припоминая, с какой стороны надо прикуривать. Рука немного дрожала, и, отложив сигарету, он сунул руку в карман, словно в поисках носового платка. Смешно, но эта попытка древнего ухаживания наделила его новым взглядом на историю. Теперь он понимал, как возникали демографические взрывы. Наклонившись, чтобы вытереть слезы на лице девушки, он подумал, что, не останови она его вовремя, пустыми оказались бы клятвы, которые он давал себе.
Она подняла веки и зло посмотрела на него.
- Сюда ты пришел, наверное, прямо из дома свиданий?
Ошеломленный этим странным вопросом, Халдан откровенно признался:
- После Пойнт-Со не был там ни разу.
Похоже, она поверила.
- Нас спасла йога. Я бросила ей вызов и чуть было не проиграла.
Теперь уже Халдан был близок к истерике.
- Но, Хиликс, никакой йоги не было! - Он безвольно опустился на диван. - Просто сегодня на мне борцовский пояс, а это держит в рамках.
Он сделал попытку обнять ее, но она снова взорвалась плачем и принялась бить его кулаками в грудь.
- Ты чудовище! Тупое, коварное чудовище! Я все время думала, что это моя вина, а ты знал и не говорил! А я-то все пыталась сломить эту твою йогу...
Не переставая плакать, она спрятала лицо в ладонях. Халдан нежно обнял девушку и ласково шепнул:
- Хиликс, ты совершенно разгромила ее!
Она оттолкнула его, вскочила с дивана и пересела в кресло, бросая в сторону юноши свирепые взгляды.
- Больше не прикасайся ко мне, чудовище!
Халдан совершенно запутался. Хиликс была на него по-настоящему зла за то, что он послушался ее, а когда он объяснил, почему это сделал, разозлилась еще больше. Он в отчаянии развел руками.
- Хиликс, давай успокоимся и оставим в покое восемнадцатый век. Иди сюда, дай руку. Я прошу прощения за свое коварство и недостойное поведение. Есть еще некоторые тонкости в ухаживании, которые тебе необходимо знать перед написанием эссе...
Она упрямо покачала головой.
- Нет. То, что случилось однажды, может случиться и во второй раз. Не забывай, дурачок, ты же - влюбленный. На вот, - она взяла биографию Файрватера и кинула ему, - почитай лучше о своем божестве, ханжествующий математик!
- У меня нет богов. Все боги - победоносцы, а я - закоренелый неудачник. Иисус, Файрватер, Иегова - все они одержали победу. Единственная отрада для меня - "Балтиморские скворцы". Раз в жизни я осмелился взглянуть в лицо истинной красоте, но и она отвернулась от меня.
Слова падали в пустоту. Хиликс продолжала злиться и не глядела на него. Ее скромно сомкнутые колени были повернуты в сторону.
Халдан молчал, забыв о книге, которую прижимал к груди.
Наконец девушка поднялась, окинула его надменным, холодным взглядом и, пройдя мимо на безопасном расстоянии, прямая как струна, вышла в прихожую. При этом ее бедра ни на полдюйма не отклонялись от вертикали. Проходя мимо вазы с розами, она нежно коснулась цветов.
Хиликс вернулась в комнату с гитарой и так же осторожно обошла диван, на котором сидел Халдан. Села в кресло, и мягкие линии ее тела словно обволокли инструмент. Тихо мурлыкая мелодию и легко пощипывая струны, девушка напомнила Халдану Мадонну с младенцем. Это ощущение рассеялось, когда она бросила взгляд в его сторону и чуть слышно произнесла:
- Чудовище!
Она настраивала гитару, а Халдан любовался стремительно бегающими по грифу пальцами и сосредоточенно прислушивался к звукам. Он упивался красотой Хиликс, а она была прекрасна, даже когда обижалась и злилась.
Наконец девушка обратилась к нему:
- Я хочу спеть тебе несколько старинных английских и шотландских баллад, чтобы продемонстрировать довольно простой размер, применяемый в эпических произведениях. Изначально стихи и писались для того, чтобы их петь. Мне хотелось познакомить тебя с предромантической поэзией, но теперь я делаю это для того, чтобы дать тебе остыть.
В чем Халдан сейчас меньше всего нуждался, так это в балладах, но из опасения снова вызвать гнев этой полуведьмы-полубогини он притворился сильно заинтересованным.
Скоро ему не требовалось притворяться.
Тихий голос Хиликс не имел широкого диапазона, но зато был очень выразительным и с непривычно низким тембром. Нежный, с хрипотцой, он представлял собой единство противоположностей, как и все в этой девушке.
Она неплохо играла ни гитаре, а голоса вполне хватало для таких песенок. Да они и писались не для оперной сцены.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});