Сергей Гомонов - Изгнанник вечности, полная версия

…Да, да, Тессетен помнил тот счастливый день. Помнил не хуже Ната.

Они пришли тогда к Храму на площади Танэ-Ра. Гигантская статуя древнеаллийской правительницы как всегда стояла спиною к пирамиде-пятиграннику в самом начале длинного прямого, как струна, канала. Канал вел к площади Тассатио, разделяя две трассы. С противоположной стороны, опираясь на аллийский наследный меч, неустанно глядел на ее статую Тассатио, вечный попутчик Танэ-Ра, вечно с нею разлученный. А за ним высился комплекс Объединенного Ведомства — целый город внутри города!

— Мне нужно кое о чем тебя спросить, — касаясь руки Ормоны, шепнул Тессетен, хотя вокруг было немноголюдно — площадь готовили к скорому торжеству. — Не здесь.

Она указала глазами на пирамиду-Храм. Верхушка пятигранника была расколота, и страшная трещина, сквозь которую было видно небо, разделяла две передние грани — розоватую и темную. Казалось, творение созидателя Кронрэя умирало, не перенеся того катаклизма.

— Сможешь провести меня туда?

Сетен и поныне не знал, почему она не захотела сама провести туда их обоих. Женщинам это всегда удавалось лучше. Но она как-то странно посмотрела на грани Жизни и Смерти, разделенные трещиной, и спрятала кисть в его ладони. Он провел их через грань Сердца, и там их закрутило в хороводе вечной весны, осыпало лепестками цветущих фруктовых деревьев, затуманило разум трелями влюбленных птиц.

Тогда он и предложил ей быть вместе.

— Я должна согласиться уже хотя бы только потому, что ты познакомил меня с Паскомом, — насмешливо сказала она в ответ. — Я твой должник.

Они еще не набрались друг от друга того особого чувства юмора, которое придет к ним с годами и будет непонятно никому из окружающих, а оттого, услыхав ее ответ, Тессетен слегка отпрянул, не зная, как это расценить. И тогда Ормона расхохоталась и обвила его шею изящными руками:

— О, Природа! Ну почему ты такой недалекий? Ты уже не только был в моем доме, но и знаком с моей тетушкой. Одного знакомства с моей теткой достаточно для того, чтобы мужчина был обязан жениться на мне и сохранить в тайне то, что он увидел! В страшной семейной тайне! — она вздохнула и, смиренно потупившись, добавила: — Иначе мне придется его убить…

Тетушка Ормоны тоже была женщиной не без сумасшедшинки, однако Тессетен ей понравился, несмотря на отталкивающую внешность. Она будто бы глядела внутрь, не видя оболочки. Как Паском.

— Так ты согласна или нет? — придерживая ее за талию, Сетен внимательно заглянул в лицо будущей жены.

Ормона надула губы, завела глаза к ясному небу внутри Храма, а потом сама поцеловала его и спросила:

— И на этом, быть может, прекратим глупые вопросы?..

…Нат прекрасно знал, что выйдут они оттуда разрешившими все сомнения. Он терпеливо ждал их у постамента Танэ-Ра, а Бэалиа прибежала, едва учуяв хозяина и его попутчицу.

Это была невероятная пара. Но самое странное, что они были безумно привязаны друг к другу в этой своей любви-страсти-дружбе, то и дело проявлявшейся то одной, то другой, то третьей гранью в их бурных отношениях.

Несмотря на юность, Ормона казалась очень рассудительной и даже мудрой женщиной. Цепкий ум соседствовал с невероятным житейским опытом, и Сетен считал это памятью прошлых воплощений, памятью Помнящей, а она не отрицала. Она вообще никогда не выпячивала своих заслуг и умений, всегда оставаясь немного в тени, чуть-чуть в стороне. Очень многие достижения Ормоны оказались открытием даже для близкого ей человека, а что уж говорить об остальных?

Расставаться с мужем надолго она не любила, хотя в ней, кажется, было мало истинного человеческого тепла. Поначалу они частенько лениво соревновались друг с другом в ментальном мастерстве, сходясь для этого на шутливые поединки в зимнем саду. Ормона даже не пользовалась наваждением, чтобы сбить его с толку и оставить в дураках, а он, растерянный, не сразу сбрасывал облик морока-покровителя, смешно сидя на земле и встряхивая тяжелорогой головой громадного тура.

— Ты совсем не умеешь пользоваться тем, что тебе дано, Сетен! А тебе дано так много!

Красавица заливисто хохотала и в утешение азартно дарила ему самые головокружительные поцелуи — а может, ее просто заводил его анималистический образ? Ормону было трудно понять даже тогда, когда она пыталась объяснить свои действия…

А сейчас… Сейчас они с Натом будто прощались с нею, вспоминая то, что не вернется уже никогда. И словно сквозь туман услышали слова Паскома:

— Она проспит теперь долго, до самого утра. Это не ее стезя, у вас с нею на роду писано иное, примите это как данность — и все решится само собой. Тебе не нужно тут оставаться сейчас — иди, развейся, Сетен. Все наладится, она поправится, но пока нужно взять себя в руки…

Нат убежал первым. Ничего не различая перед собой, Тессетен машинально поплелся в лечебницу — проведать выздоравливающего троюродного братца.

Впервые Ал переступил на костылях по палате перед самым появлением мрачного Тессетена.

— Что с тобой? — спросил юноша своего пригорюнившегося приятеля.

Тот крепился, но едва сдерживал отчаяние. Однако так и не поделился бедой, посчитав, что незачем ему это знать. И Ал в самом деле никогда не узнает, что случилось у того дома.

— Ты говори чего-нибудь, братишка. Просто говори.

И, не слушая его, Тессетен уселся полубоком на подоконнике, провожая взглядом садившееся за горы весеннее солнце.

— Паском рассказывал мне о планах создать экспедицию на материк Рэйсатру. Вот повезет кому-то! А я был так мал, что даже не помню Аринору и с тех пор не ездил дальше озера Комтаналэ и Можжевеловой Низменности…

— Что говоришь? — переспросил Сетен, краем уха услышав название далекого континента, на который имел виды кулаптр Паском.

— Говорю, что жалко: вряд ли мне доведется побывать в этой поездке, — пояснил Ал. — А хочется!

Тессетен ощутил, что ему сейчас невыносимо сидеть здесь и слушать трепотню приятеля. Будто чья-то шерстяная лапа, забивая чем-то удушливо пушистым рот и нос, не давала вздохнуть и все теснее сжимала горло.

— Знаешь что, братишка… Мне идти нужно. Я завтра загляну.

Ал растерялся — это был самый короткий визит Сетена, во время которого тот откровенно маялся и не находил себе места, — но возражать не стал. Набросив плащ и капюшон, старший приятель покинул лечебницу.

Тессетен не заметил, как в темноте из-за сугроба возле кулаптория в его сторону сверкнули зеленоватые волчьи глаза.

Ноги сами вывели в городской парк. Здесь было глухо, темно, безжизненно зависли аттракционы, остановленные в конце лета. Сетен любил приходить сюда в любое время года, только раньше все происходило куда веселее — с Натом и Бэалиа, его молчаливыми, но верными спутниками, а потом с Ормоной, когда Ал еще был здоров, а старые волки живы.