Леонид Панасенко - Садовники Солнца

- Решит референдум. Мы пока предлагаем резко ограничить сферу его применения. Во всяком случае, это не игрушка. И, тем более, не развлечение.

- Спасибо, Илюша, - улыбнулась Ольга. - Ты не договорил, но я поняла. Спасибо! Нам хватит одних... Я и так устаю во время сеансов: стараюсь меньше двигаться, чтоб не потерять ориентацию. Непривычно все это...

- Как твой подопечный? - вспомнил Егор.

- Анатоль? - Илья неопределенно повел плечом. - Сложный случай. Почти месяц составлял психологический портрет. Думаю, пора браться за дело всерьез.

- Можно? - Ольга осторожно шагнула к Илье, и ее прохладные пальцы пробежали по его лицу. Мгновенно и неощутимо - будто ветер вздохнул.

- Вот и свиделись, - сказала она довольно. - А то Егор мне все уши о тебе прожужжал.

Он столько купался и нырял, что порядком устал от чередований зеленых глубин, где было прохладно и сумрачно, и раскаленного пляжа.

По дороге в город Илья зашел в кафе "Таинственная сень" и выпил стакан пива. Пиво было густое и светлое, будто свежий мед. Веселый парнишка-программист, который обслуживал кафе, объяснил ему, что "сень" трава с Медеи, состоит она чуть ли не из одних витаминов, и если ее добавлять к ячменю, получается пиво, лучше которого нет во всех Обитаемых мирах.

Пешеходная тропинка заросла полевыми цветами. Рядом, за живой изгородью, текли разноцветные ручьи самодвижущейся дороги. Оттуда долетали голоса и смех, меж ветвей мелькали яркие женские платья. Здесь же было тихо и сонно, равномерно чередовались тень и солнечный паводок, а чуть дальше, на склонах холмов, облепленных молодым ельником, росла земляника.

Илья вошел в город.

Он успел полюбить Птичий Гам, похожий больше на ландшафтный парк, чем на традиционный город. Единственное, что скрепляло его и что при большой доле воображения можно было назвать основой планировки, - так это белые кольца центров обслуживания да площади Зрелищ. Дома же располагались вокруг них совершенно произвольно, на разной высоте, и издали походили на грозди винограда. Такое сравнение, впрочем, показалось Илье не очень удачным. Автономные модули, из которых слагались дома, отличались и размерами, и расцветкой. Гирлянды! Причудливых форм гирлянды - так будет точнее.

Как-то по контрасту - вокруг столько солнца, улыбок, радости - вдруг вспомнился Анатоль: одинокий коттедж, вымученное лицо, мешковатый коричневый свитер, привычка прятать руки.

"Нам пора повидаться, - подумал Илья. - В ближайшие дни. Промедление может оказаться таким же опасным, как и моя прошлая поспешность".

Внезапно он остановился.

Вместо розового пластбетона - имитации мрамора - под ногами... белел пушистый слой снега.

Небо вдруг провисло под тяжестью низких туч.

Срывалась поземка.

На заснеженном поле там и сям торчали кукурузные стебли, а дальше, справа от Ильи, лежала укатанная машинами и санями дорога и по ней шла группа людей. Он глянул влево. Там, шагах в тридцати от него, земля кончалась, а далеко внизу горбилась ледовая спина реки.

"Что за наваждение?" - удивился Илья.

Он глянул на свои босые ноги. Они по-прежнему ощущали тепло пластбетона, но ветер, ударявший в лицо, был вполне реальным и очень холодным. И запахи... Много запахов. Снега, реки, далекого дымка, конской мочи, раскрасившей дорогу желтыми мазками.

И звуки. Неестественно отчетливые для такого расстояния - он слышал даже прерывистое дыхание людей, хотя они еще только сворачивали с большака на кукурузное поле.

Их было шестеро. Илье хватило одного взгляда, чтобы все увидеть и понять.

Сейчас должна состояться казнь. Убийство. Потому что четверо из шести идут со связанными руками, не идут, а еле плетутся - простоволосые, босые, в порванных гимнастерках, а один, самый маленький, все спотыкается о кукурузные стебли, и лица этих людей - изуродованные, в сплошных кровоподтеках - уже лишены всякой жизненной силы. Вся она, - это Илья почувствовал сразу и безошибочно, - ушла на то, чтобы выстоять, чтобы заслужить это утро и этот обрыв, как избавление от мук.

"Заслужить смерть, ибо жизнь в данной ситуации - есть цена предательства". Эта мысль заставила Илью вздрогнуть. Он совершенно забыл, где находится, хотя сразу разобрался в происходящем: шел, задумался и оказался на площади Зрелищ. Где-то здесь, рядом, зрители. Идет исторический фильм. Или документальный. Словом, обыкновенный голографический сеанс с воспринимаемой средой. Массовый вид искусства, который пришел на смену опостылевшему "театру настроения"... Об этом он и подумал. Раньше. И тут же забыл обо всем на свете, ибо действо, которое разворачивалось перед ним, было настолько реальное, настолько гнусное, что он весь напрягся, сердце застучало тяжело и гневно.

- Шнель! - отрывисто бросил небритый автоматчик и ударил самого маленького сапогом.

Опять налетел морозный ветер. Напарник небритого взвизгнул от холода и тоже начал торопить пленных: толкал в спины дулом автомата, покрикивал.

- Стой, рус, пришел, - скомандовал небритый, когда пленные подошли к обрыву. - Спиной, бистро, спиной...

- Стойте! - возглас взлетел над заснеженным полем, будто осветительная ракета. - Остановитесь!

"Возникнув" из пустоты, из снежной дымки, к месту расстрела бежал человек.

- Не смейте их убивать! - закричал он.

То, что произошло дальше, было похоже на кошмарный сон. Перед глазами зрителей, скрытых за "кадром", стали одновременно разворачиваться два разных действия. Сочетание иллюзорного с реальным показалось Илье одуряюще неестественным и диким.

Человек ("Наверно, тоже случайно забрел на площадь Зрелищ, - подумал мельком Илья. - И тоже с пляжа: босой, яркая рубашка, шорты...") бросился на ближайшего автоматчика и тут же испуганно отпрянул: его гневные кулаки проткнули небритого насквозь. Кто-то из невидимых зрителей, кажется, женщина, тихонько охнул, а фантом гитлеровца, такой же реальный на вид, как и современник Ильи, бросил напарнику какое-то короткое приказание и вскинул автомат.

- Нет! Нет! - человек попятился к красноармейцам, раскинул руки, будто хотел защитить обреченных. - Вы... не... смеете!

Ударили очереди.

Человек остановился. Будто споткнулся, будто почувствовал, как иллюзорные пули прошили его тело. Только теперь он, наверное, понял, почему повалились в снег четверо пленных, а он остался цел и невредим.

- Остановите сеанс! - крикнул Илья и бросился к незнакомцу: ему показалось, что тот сейчас тоже рухнет на землю.

- Как же так? - ошеломленно пробормотал человек в шортах, с благодарностью принимая руку Ильи. Его толстые большие губы дрожали, в уголках глаз светились капельки-слезинки. - Фашисты, убийцы... И даже не замечают... Разве это кино? Это кошмар!