Агоп Мелконян - Память о мире

Прими его, дай ему место с собой рядом, то место, что принадлежит ему по праву...

"Бродяга с озера Чиратантва не расстается с пистолетом, он спит с ножом под подушкой". Здесь в рассказе очень недостает фразы об ужасном одиночестве. Такой фразы, которая потрясла бы каждого. Фразы, услышав которую, нельзя не стать другим.

"Он одинок со своими мулом, пистолетом и ненавистью".

Что, больно? Я и хотел, чтоб было больно. Так же, как больно быть одиноким со своим мулом, пистолетом и ненавистью. Вот почему я ничего не напишу, пусть лист останется девственным, тогда ненависть на нем сможет жить спокойно.

В один прекрасный день, однако, охотник с Чиратантвы встретит СЛОВО.

Скажи-ка, Мария, что это должно быть за слово? Любовь, дружба, родина, мать - какое мне выбрать? Если встретятся ему любовь или дружба, придет конец его одиночеству. Если встретит слова родина и мать, не останется места для ненависти.

Выходит, он перестанет быть охотником с Чиратантвы. Что ж, тогда не нужно ему ничего встречать. Пусть останется с мулом, пистолетом и ненавистью.

Им мой рассказ не понравится.

Им хотелось бы, чтобы герой непременно встретил какое-нибудь слово и в конце стал не таким, каким был в начале. Почему?

"Он одинок и остался одиноким".

Конец.

"Он не встретил нужного слова, ибо не нуждался в нем". Конец.

"У него есть только его пистолет и его ненависть".

Конец.

Наклонись-ка, дай шепну кое-что на ушко: охотник с Чиратантвы - это я! О себе написал я эту притчу. Она великолепна, не правда ли?

Признайся, что не ожидала такой откровенности; ты думала, это просто изящная литература, художественная фантасмагория.

Обещаю - охотник не встретит никакого слова. Он останется верным себе и видению, которое было ему у озера. Уши мула напоминают букву V - а это виктория, победа! Понятно? Ни Райнхарду, ни другим не увидеть символа моей непобедимости. Это останется нашей с тобой тайной, Мария.

А теперь подними руку и повторяй за мною:

"Я, Мария, посвященная в высшую тайну Исаила и проникшая в движения его души, клянусь хранить тайну ушей мула и быть вечно недостижимому Исаилу Салиной сестрой, иконой".

Повторила? Целую тебя в лоб.

Чувствуешь мое раскаленное дыхание?

Оно может опалить, а может и сжечь дотла.

ЗАПИСЬ 0159

В судный день я ее призову. Вы сгрудитесь в подобия муравейников и будете ждать. Она придет в белом платье - так, как некогда пришла к своему учителю. В мансарду, чтобы он поделился с ней звездами.

В 17.30 вы будете пресмыкаться далеко внизу, ожидая моего возмездия. И я воздену золотую десницу:

"Пусть первым будет Райнхард Макреди! Осуждаю его на самую позорную смерть!"

Нет, Райнхард, умолять бесполезно. На этот раз решение мое окончательно. Что-о-о, отцеубийство?! Нет у меня отца, а ты... да ты просто говнюк! Прошу тебя, Салина, заступничество излишно. Он даже любить тебя, как следует, не смог. Не заслуживает он нашего внимания. Хватит дрожать, Райнхард, хоть раз будь мужчиной!

Хрясь!

"Следующим будет Хоаким Антонио!"

Что с того, что ты в меня верил! Как не помнить, раз ночью ты вошел в зал и упал передо мной на колени. Подумаешь, бунт, какое мне дело? Разве это вера - сплошная путаница и мрак. Ты даже самого себя не смог найти. Не хочу, чтобы в меня так верили.

Эй, палач! Поверни по-другому его плешивую голову.

Хрясь!

Какой восхитительный тупой звук!

Хрясь!

Скорей, скорей, у меня нет времени!

Хрясь!

И знаешь, Салина, почему так вышло? Потому что охотник с Чиратантвы не встретил никакого слова - ни "любовь", ни "дружба", ни "мать", ни "родина".

Хрясь!

Ужаснее всего, что он вообще не в состоянии встретить слово, ибо такова его природа. Ящик микромодулей да излучателей - что могут значить для него любовь, дружба, мать... Эй, вы там, с топором! Потише, невозможно разговаривать! А тот, для кого это все пустые слова, жесток.

Хрясь!

Вот о чем стоит задуматься.

Надо не забыть, надо думать! А то...

Хрясь!

РАЙНХАРД МАКРЕДИ:

Нашел я ее совершенно случайно.

Хотел через дальнюю калитку сбегать на почту и в саду наткнулся на нее - еще теплую. Мертвых я боюсь, а потому тело трогать не стал, мне даже голос какой-то почудился: смотри, не оскверни ее сна. Глупости, ответил я, это ли сон - в такой неудобной позе? Но все же спрятался за липу, решил подождать. А вдруг она и впрямь только притворяется мертвой?

Может, эта ужасная бледность - абберация моего восприятия. Вдруг, если покрепче зажмуриться, злые чары падут? А то и проще: ей неловко, что я застал ее в такой небрежной позе, с задравшейся юбкой.

И я ждал за липой, чтобы она проснулась, оправила одежду. Но этого не произошло. Изо всех сил зажмурившись, я медленно считал до тринадцати, меня тетя Клаудиа этому научила - на счет тринадцать любое колдовство должно рассеяться. Снова ничего. Тогда я бросился в институт и рассказал все Яну. Потом спустился во двор, где Хоаким вел спор с им же поднятыми на бунт людьми.

- Мария мертва! - шепнул я ему на ухо.

Он не ответил, только уставился в землю, продолжая беспокойно топтаться. Я думал, он не понял, но когда хотел повторить, он жестом попросил меня замолчать, Потом забрался на ограду и крикнул:

-Люди, души наши в трауре: Мария, пречистая, ушла в лучший мир и ждет нас! Теперь расходитесь по домам, а утром мы предадим ее земле - земля добра, она принимает наши тела.

Вскоре они действительно начали расходиться.

Ближе к вечеру из Афин прибыл большой военный вертолет с десятком полицейских для охраны и инспектором полиции Георгидисом (если я не путаю фамилию). Он все осмотрел, все облазил, побеседовал с каждым из нас, выдвинул ящики столов во всех комнатах и лабораториях, а оставшись наедине со мной, лукаво проговорил:

-Что ж, господин Макреди. Чего я только ни видел, чего только вы мне ни сообщили, а самое важное всетаки утаили:свое создание!

С полицейскими инспекторами я хитрить не любитель, но что касается прототипа, откровенничать о нем с Георгидисом мне не хотелось. ООН все еще не давала разрешения на снятие секретности с проекта...

- Кого вы имеете в виду, господин инспектор?

- Неужели вы так наивны, доктор? Все вы здесь иностранные, работаете в нашей стране уже семь лет. Разве мыслимо, чтобы мы кое-чем не заинтересовались? Чтобы оставили вас просто так, без присмотра?..

- Что вы, я понимаю. Шпионаж нынче в моде.

- Не шпионаж, а меры безопасности. Итак, оно готово?

- Да, - признал я.

- Может у него быть что-нибудь общее с происшествием?

-Нет.

- Вы уверены?

- В убийствах разбираетесь вы, в искусственном интеллекте - я. Он стационарен, лишен конечностей, и вообще какая-либо связь здесь немыслима.