Артем Абрамов - Чаша ярости: Мой престол - Небо

– Это же слова Апостола! - с веселым ужасом воскликнул Крис, преотлично понимая, что написанное - написано всего лишь человеком и глупо делать из написанного - незыблемое. Тем более что мир и вправду изменчив - вместе со всеми старыми и новыми догмами.

– Сожалею, - сказал Иешуа, - не знаком с ним.

Это оказалось мощным аргументом. Крис увял. Спросил лишь:

– А как вы узнали, о чем я подумал?

– Молча, - туманно объяснил Иешуа, но ведь не соврал - именно объяснил, если разобраться.

Крис разобраться не мог, а Иешуа счел, что сейчас не время и не место заниматься образованием потенциального ученика и помощника.

– Вертолеты прилетели, - к месту сообщила Мари, потянулась, выгнулась, и Крис невольно сглотнул слюну.

Безусловный рефлекс. Академик Павлов.

А в зал ожидания строевым шагом вторгся чернокожий гигант военный в полевой выцветшей форме с полковничьими, петлицами, поискал кого-то глазами, не нашел искомого, потому что зычно спросил на амхарском:

– Кто тут в Дыре-Дауа? Должно быть пятеро...

– Пятеро и есть, полковник, - ответил Крис тоже на амхарском и вольно перевел спутникам: - Это за нами.

Провожающих не было. Еще четверо из свиты Иешуа, прилетевшие с ним из Каира, - Иешуа пользовался самолетом, а не искусством телетранспортировки, не хотел прежде срока множить список чудес, - и не попавшие в бортовые списки (ну не всемогущ Крис!), добирались в Дыре-Дауа самостоятельно: это воды в стране не хватало катастрофически, а с авиационным керосином напряга не было, самолеты летали по расписанию.

Полковник шел по летному полю рядом с Иешуа, косил на спутника, явно мучился.

Иешуа не стал испытывать его терпение.

– Я - тот самый, полковник. Не сомневайтесь.

Полковник, не снижая темпа, хитрым образом умудрялся идти строго по курсу и одновременно не сводить глаз с Иешуа.

– Позвольте спросить...

– Позволяю, - улыбнулся Иешуа. Но, опередив, сам задал вопрос: - Наверно, вы знаете этот аэропорт, как свое жилище?

Тоже своего рода паранормальное свойство: маршруты по аэродрому заложены в башку полковника на подсознательном уровне. Рефлекс. Не исключено - того же академика Павлова.

– Лучше! - гаркнул полковник, не сводя глаз с Иешуа, и вдруг снизил тон: А вы вправду можете творить чудеса? Лечить, воскрешать...

– Если это чудеса, то могу, - грустно вздохнул Иешуа.

Реакция полковника ничем не отличалась от реакции современников Иешуа, две тысячи лет ничего не изменили в менталитете человека разумного, доброго, но все еще не вечного. Как, впрочем, и четыре тысячелетия развития интеллекта до рождения Иешуа не изменили...

– А вы сказали по телевизору, что справитесь с засухой...,

– Полагаю, - мягко сказал Иешуа. - Сами увидите.

– А как справитесь?

– Пока не знаю... - И, почувствовав, что ответ категорически не пришелся по-военному точному полковнику, добавил: - Необходимо оценить обстановку на местности, полковник, провести рекогносцировку, так, кажется?

– Так точно! - смягчился полковник.

Крис шел на шаг позади, посмеивался про себя. Между тем мучительно думал: кто все-таки Иешуа? А вдруг вправду Христос, вернувшийся на Землю?.. Светский философ Крис в паре с политобозревателем Крисом считали - пустое, так не бывает. Склонный к теологии последователь кенийского Папы Римского настаивал на обратном. Весело было.

Скоростные вертолеты, ладно сработанные фирмой интеллектуальных наследников Сикорского, ревели гадко, катали раскаленное эфиопское солнце на своих гибких лопастях, из второго кто-то в пятнистом, желто-коричневом махал рукой: сюда, мол. Сгибаясь, чтоб не попасть под бешено вращающееся солнце, они бегом подобрались к двери, вернее, к ее отсутствию, и запрыгнули в брюхо машины. Там уже сидел генерал в новеньком - в отличие от полковничьего полевом камуфляже, худой - тоже в отличие от полковника, - с тонким, практически европейским, будто вырезанным из черного тяжелого дерева лицом, улыбался приветливо.

Прокричал на хорошем английском:

– Около часа лету. Шум вытерпите, не оглохнете?

– Постараемся, - проорал в ответ Крис, плюхаясь на кожаное сиденьице, притороченное к железной стене, и помогая французской даме усесться рядом. Гринписовец и монах Григорий попали во второй вертолет - вместе с полковником.

Даме было, похоже, все равно, кто ей помогает. Она в помощи не нуждалась,

А Иешуа ответил мысленно:

"Спасибо, генерал, что поверили мне и не отказали".

– Да что особенного!.. - опять гаркнул генерал.

Он не понял, что услышал не слово, но мысль. И хорошо, подумал Иешуа, что-либо объяснять в таком грохоте - себе дороже.

Поэтому летели молча.

Почему-то военные относились к Иешуа, к его явлению как Мессии, куда мягче гражданских. За минувшие полтора месяца Иешуа не раз сталкивался с ними - от солдата до генерала, - и все несли в себе ликующую готовность, чувствовал Иешуа, без оглядки поверить и во Второе Пришествие, объявленное не им самим, а пишущими о нем и снимающими его, и в то, что он и впрямь долгожданный Мессия, Сын Божий. И даже то, что его появление неизбежно - по Канону! - несет за собой Страшный Суд, военных не волновало. Суд - слово знакомое, понятное, а Страшный - это бабушка надвое сказала, не может человек, пусть даже он Сын Божий, нести страх людям, которые верят в его справедливость и милосердие вот уже две с лишним тысячи лет.

Иешуа нравились военные. Он подспудно рассчитывал на их помощь в случае чего. Но такое вольное понимание сути библейского термина "Страшный Суд" немало веселило его, хотя и с долей недоумения. За оные две с лишним тысячи лет опорные постулаты Веры обмялись, где растянулись, где сузились, хорошо подошли и тем и другим, и злым и добрым, и судьям и преступникам, всем подошли, стали привычными и нестрашными. Чисто человеческое свойство: страшное - это не про меня, это про соседа. Иешуа видел как-то - то ли еще во Франции, то ли в Лондоне - ток-шоу по телесети, где объявлялись результаты социологического опроса полутора тысяч, если он точно запомнил, человек. Спрашивали одно: оглянитесь назад на свою жизнь и подумайте, куда вы попадете после смерти - в ад или рай? Девяносто девять процентов ответили, не задумываясь и не колеблясь: в рай. Завидная уверенность!

Пожалуй, именно тогда мелькнула шальная мыслишка: что с ними - с такими! сможешь сделать?..

Подавил ее, как изначально бессмысленную.

А сейчас смотрел вниз, ловя щекой жаркий и резкий ветер, все-таки врывающийся в кабину, смотрел на плоские, похожие на столы вершины невысоких гор, потом на бело-желтую пустыню внизу - или полупустыню, как называют ее местные мудрецы, - на редкие островки выцветшей зелени, на промелькнувшее высохшее русло реки с названием Аваш, думал бесстрастно: что с ними, с этими людьми, сделать - это не вопрос. Они такие же, как и две тысячи, и пять" тысяч лет тому назад. Правда, они летают, как птицы, плавают, как рыбы, они могут такое, что вчерашние чудеса Иешуа кажутся детскими забавами. Но что изменилось в них самих? Ни-че-го! Рост знаний человеческих пошел по пути, проложенному вне самого человека, а значит, они все дальше уходят от Бога, то есть от Знания с большой буквы, потому что познать Господа можно только познав себя самого. Процесс бесконечный, но люди даже не начали его. Для них мировоззрением стала наука, но - вот парадокс! - чем дальше они уходят по ее дорогам, выбранным ими среди множества ее же дорог, то есть чем дальше сознательно отстраняются от Бога, тем ближе оказываются к Нему - к необходимости хотя бы признать Его изначальную роль во всем, начиная с первого дня творения, а еще точнее - с того, что было до первого дня...