Альберт Дебейер - Иные миры. Будущее возможно...

Какая же у них любовь? Прошло много месяцев, пока я сложил представление об этом. Может, не так подробно, но для нас – людей, более-менее достаточно.

Однако некоторых особенностей я так и не понял, так же, как трехноги не могли понять нашей звуковой речи.

Физическая суть их любви – это еще большая тайна, чем любовь цветов. Их объятия, а на это походит у них акт любви – что-то необычайно чистое. В этих объятиях принимает участие все тело почти каким-то нематериальным способом. А если здесь и действует что-то материальное, то, очевидно, в форме одиночных атомов, в форме разреженного газа.

Рождение ребенка – это настоящая поэма! Тело матери начинает светиться фосфорическим светом, который постепенно усиливается на ее груди, где доходит до большой яркости. Тогда она подвешивает спереди к груди нежную повязку, похожую на большой белый цветок, и в ней растет дитя, которое формируется и вырастает. Питание новорожденных происходит незаметно с помощью выходящего из тела излучения матери.

Мне казалось, что что-то божественное было в рождении и в первых днях жизни этих существ. Во всем этом не было ничего гадкого и грязного, как и в акте любви.

Пока мы проводили наши подготовительные поиски, а на это нужно было больше, чем три месяца, мы могли ближе познакомиться с нашими друзьями.

Их зрение гораздо сложнее нашего, так как они могут видеть инфракрасные и ультрафиолетовые лучи. Каждая из трех пар глаз воспринимает свой регистр лучей. Та, что помещается выше, воспринимает часть спектра от ярко-желтого до темно-синего, средняя пара – от красного до инфракрасного, а нижняя – от фиолетового и ультрафиолетового включительно.

Очень развито у них чувство осязания: они воспринимают незначительнейшие колебания земли. Если же приближается кто-то из трехногов или пятиногов, они ощущают это вследствие магнитной индукции. Так же воспринимают они и изменения в атмосфере. Так что отсутствие слуха у них возмещено хорошо...

Все их искусства зрительного характера, но они не статичны, как наша живопись, наше рисование, наша скульптура. Их искусство динамично и ярко, их краски объемнее и изменчивее, чем наши, они играют ту же роль, как у нас – звуки.

Иногда мне казалось, что я вот-вот постигну всю утонченность и красочность их искусства, но, к сожалению, это только казалось. Тщетны были все мои усилия понять не то что их симфонию, а хотя бы простейшую светящуюся мелодию. Было у меня здесь и увлечение, необычайное и наилучшее в моей жизни.

Случайность на Марсе так же, как и на Земле, руководит событиями. Мне довелось несколько раз встретиться с той красивой особой, о которой я говорил раньше.

А так как она очень интересовалась нашей Землей, то мы старались видеться почаще.

Она быстро освоила наш оптический язык и очень хотела узнать про Землю, откуда мы прилетели, разобраться в тайнах земной жизни.

Я описывал ей жизнь нашей планеты, которая, по ее мнению, была лучше, чем жизнь трехногов, уже хотя бы потому, что мы смогли перелететь межзвездную бездну.

Она неутомимо расспрашивала меня и хотела узнать все, а в ее глазах переливалось сияние, и они были наилучшими из наилучших глаз ее подружек. Трудно описать то чувство, которое притягивало меня к ней. Тут были и обожествление, и радость, что открываешь каждый день высшую красоту, и очарование в прямом смысле этого слова. Но очарование, которое охватило мифического Элиана, когда он увидел богинь, и нежность, не сравнимая с какой-либо другой нежностью – ни с нежностью любви, которая казалась невозможной, ни с нежностью приязни, для которой требуется большая духовная родственность, ни с нежностью, которую ощущаешь, когда видишь маленького ребенка – ни с чем нельзя было сравнить то чувство. Да я и не хочу его сравнивать с чем-либо!

Вспоминаю, как мы гуляли с нею в лесу, по берегу озера, по красным полянам. Я жил в каком-то сказочном мире, объятый тем высоким чувством, когда пропадает время, и тебя охватывает беспечная беззаботность ребенка или маленького животного.

Однажды мы долго сидели над озером... Настал вечер, прозрачный вечер на Марсе, где звезды гораздо ярче, чем у нас на вершинах гор.

Грация – так звал я ее – была захвачена описанием чудес нашей Земли, она относилась к ним с какой-то набожностью. Вдруг в прозрачном воздухе мы увидели таинственное сияние воздушных светящихся созданий.

Некоторое время я смотрел на их удивительные движения, а потом просигнализировал (так как мы еще видели друг друга):

– Вот вам, Грация, доказательство, что Марс гораздо выше Земли.

Она ответила, и этот ответ удивил меня:

– Я бы этого не сказала.

– А почему вы этого не сказали бы?

– Не имею уверенности, что эта светящаяся жизнь выше нашей или вашей. Ни одного доказательства этого нет... Ни одного! И я думаю, что и у вас на Земле должно быть что-то подобное, только вы не замечаете, так же, как наши далекие предки не замечали этих светящихся созданий.

– А может, тогда их совсем не было?

– В таком случае, им довелось бы пройти очень быструю эволюцию, слишком быструю, чтобы быть высшими!

Мы смотрели в ночь. Глаза Грации сияли, как созвездие Ориона, и, казалось, нежным прикосновением ласкали мой облик.

– Если на Земле нет таких созданий, она родит их в будущем, и еще больше и красивее, чем у нас на Марсе. Ваша планета во всем должна быть лучше нашей!

Молчаливо шли мы по лесу, и мое чувство после этого вечера еще больше усилилось. Я полюбил ее, и в этой любви проявлялись новые оттенки. Какая-то удивительная связь укреплялась между нами, какая-то возвышенная внутренняя радость, и это было совсем не похоже на грубое чувство земных существ. Казалось, и она хотела быть чаще со мной. Однажды я спросил:

– Скажи, Грация, мы – люди, наверное, очень некрасивы на ваш взгляд?

– Сначала, да, вы казались уродливыми, – ответила она, – но ничего неприятного я не заметила в вас. А теперь я знаю, что и в ваших обликах имеется своя красота. Что же касается вас, то я и сама не пойму, но я всегда с нетерпением жду вас... в наших встречах есть какое-то неведомое наслаждение, и это меня удивляет.

– Приятно слышать то, что вы говорите. Милая Грация, вы меня пленили.

И, казалось, словно здесь в подсознании нарождался новый мир, и из его глубины возникали новые, неведомые существа, и таинственное сияние оживляло легенды прошлого, и все становилось возможным в творениях великой природы: я чувствовал, как крепнут связи между миром Грации и таинственным миром моих далеких предков.

Да разве можно описать мои чувства, если звезды замерцали в моем маленьком человеческом сердце! Те чувства, которые захватили меня всего, как бурные волны горного потока во время таяния льдов и сплошных ливней!