Жюль Верн - Том 10. Вверх дном. Пловучий остров. Флаг родины

Эта сумма почти втрое превышала сумму, собранную Пушечным клубом для великого опыта - отправки снаряда с Земли на Луну.

ГЛАВА ШЕСТАЯ, в которой внезапно прерывается телефонный разговор между миссис Скорбит и Дж. Г. Мастоном

Слова Барбикена о том, что он достигнет своей цели, не были пустым бахвальством, а теперь и средства, которыми он располагал, давали ему возможность достичь ее беспрепятственно; впрочем, он и не решился бы обратиться к выпуску акций, если бы не был заранее уверен в успехе.

Северному полюсу предстояло сдаться перед отвагой и гением человека.

Барбикен и его правление несомненно обладали средством победить там, где столько других терпели поражения. Они сделают то, чего не удавалось совершить ни Франклину, ни Кейну, ни Делонгу, ни Нейрзу, ни Грили, - они перейдут восемьдесят четвертую параллель и вступят во владение обширной частью земного шара, приобретенной на аукционе. Они прибавят к американскому флагу тридцать девятую звезду тридцать девятого штата, присоединяемого к Американской федерации.

- Болтуны! - не переставали повторять европейские делегаты и их единомышленники в Старом Свете.

А между тем средство, при помощи которого предполагалось завоевать Северный полюс, было самым верным, надежным, практическим, разумным средством, неоспоримым и простым, как выдумка ребенка, и это средство предложено было Дж. Т. Мастоном. Именно в его мозгу, где все время бурлили всевозможные идеи, и родился замысел великого географического предприятия и способ привести его к успешному концу.

Не раз уже говорилось, что секретарь Пушечного клуба был автором многочисленных вычислений: мы бы добавили «прославленных», если б обыватели не смешивали это определение со словом «ославленных». Он шутя решал самые сложные задачи из области математических наук. Для него сущим пустяком были любые трудности науки о величинах, то есть алгебры, и науки о числах, то есть арифметики. Надо было видеть, как он орудовал символами для записи алгебраических действий, условными знаками, будь то буквы алфавита, представляющие количества, то есть величины, или значки из параллельных или перекрещивающихся черточек, указывающие на отношения, которые могут быть установлены между величинами, и на действия, которым их подвергают.

Ах, эти коэффициенты, показатели степени, радикалы и прочие знаки, какими располагает алгебраический язык! С какой легкостью они выпархивали из-под пера Мастона, или, вернее, из-под куска мела, мелькавшего на железном крючке, так как он предпочитал работать у черной доски. Здесь, на пространстве десяти квадратных метров (меньше ему бы не хватило), он с жаром совершал алгебраические вычисления. На доске не было обыкновенных мелких цифр: то были цифры огромные, фантастические, начертанные неистовой рукою. Цифры 2 и 3 выступали важно, как бумажные петушки; цифра 7 возвышалась, как виселица, - не хватало только повешенного; 8 - круглилась, как большие очки, а 6 и 9 - далеко расчеркивались своими длинными хвостами.

А буквы в его формулах, первые буквы алфавита - а, в, с, которыми он обозначал величины известные или данные, и самые последние буквы - х, у, z, которые применялись у него для величин неизвестных или подлежащих определению, - как ясно и четко они были выписаны! Особенно замечательна была буква z; она судорожно извивалась, как молния в небе! А какое изящество в греческих буквах π, λ, ω, им позавидовали бы Архимед и Эвклид!

Чисто и безупречно выведенные мелом знаки действия были просто чудесны: + определенно указывал, что он означает сложение двух количеств; - был скромнее, но выглядел все же вполне прилично; знак X топорщился, как андреевский крест на морском флаге; в знаке = безукоризненно равные черточки говорили о том, что Дж. Т. Мастон - гражданин страны, где равенство не является пустым звуком, по крайней мере между белокожими. С тем же размахом и так же внушительно и изящно были начертаны знак <, знак > и знак .

Но настоящим его триумфом был знак  который обозначает извлечение корня из числа или из количества. Когда Мастон заканчивал его длинной горизонтальной чертой, вот так:

казалось, что это протянутая рука выходит за пределы черной доски и угрожает подчинить весь мир своим безумным уравнениям!

Не подумайте только, что математические познания Мастона ограничивались пределами элементарной алгебры. Нет! Ни дифференциальное, ни интегральное, ни вариационное исчисления не были ему чужды; твердой рукой выводил он пресловутый знак интегрирования, которым обозначают сумму бесконечного числа бесконечно малых элементов, символ простой и страшный своей простотой:

Был там еще знак Σ, представляющий сумму конечного числа конечных слагаемых, знак , которым математики определяют бесконечность, и другие таинственные знаки, применяемые в этом удивительном языке, непонятном для простого смертного.

Одним словом, этот высокий ум способен был возноситься до самых верхних пределов высшей математики.

Вот каков был Дж. Т. Мастон! Вот почему его сотоварищи могли вполне ему довериться, когда он брался за разрешение самых запутанных задач, какие только приходили в голову этим сумасбродам! Вот почему Пушечный клуб доверил ему решение задачи о пуске снаряда на Луну! И, наконец, вот почему миссис Эвенджелина Скорбит, опьяненная его славой, испытывала перед ним восхищение, граничащее с любовью!

Впрочем, теперь, для того чтобы разрешить задачу завоевания Северного полюса, Дж. Т. Мастону вовсе не нужно было забираться в заоблачные выси математического анализа. Чтобы новые концессионеры арктических владений могли их разработать, секретарю Пушечного клуба надо было решить только некую задачу из области механики: задача была, разумеется, довольно сложна, требовала применения хитроумных и, может быть, совершенно новых формул, но все это было ему нипочем.

Да, Мастону можно было довериться даже в деле, где самая малая ошибка могла повести к миллионным убыткам. Никогда, еще с тех пор, как в раннем детстве он стал впервые задумываться над начатками арифметики, Дж. Т. Мастон не сделал ни единой ошибки. И когда в расчетах приходилось иметь дело с мерами длины, он не ошибался и на тысячную долю микрона. Если бы он допустил хоть малейшую ошибку, то не колеблясь пустил бы пулю в свой гуттаперчевый череп.

Рассказать о такой замечательной особенности Дж. Т. Мастона было необходимо. Это сделано. Теперь покажем его в действии, а для этого нам надо вернуться назад.